Кровавый гимн - Энн Райс Страница 18

– Бог на небесах, – успокаивающе сказал я. – Не стоит к нему обращаться.

Мона взяла из рук Квинна трусики и натянула их, прикрыв маленькое гнездышко из рыжих лобковых волос. Это впечатляло в десять раз сильнее, чем нагота. Чуть длинноватая – тетушка Куин была выше Моны – шелковая комбинация с тонкими лямочками, через голову скользнувшая на тело, плотно облегала грудь и бедра, широкие кружева прикрывали колени.

Квинн достал из кармана носовой платок, стер засохшую кровь со щек Моны и поцеловал ее. Мона ответила на поцелуй, и на минуту они отрешились от всего мира, похожие на двух грациозных кошек, вылизывающих друг друга и урчащих от удовольствия. Не отрываясь от губ Моны, Квинн чуть приподнял ее над полом и все никак не мог остановиться. Он жаждал попробовать хоть каплю ее крови.

Я плюхнулся в кресло у стола Квинна и прислушался к звукам, доносившимся из-за двери: позвякивание тарелок в раковине, голос Жасмин, всхлипывания Сайнди, сиделки, разрыдавшейся при виде спальни тетушки Куин. Вдобавок на нее нахлынули воспоминания о матери Квинна – Пэтси.

Клем ждал нас напротив дома, возле огромного лимузина. Да, не стоит пугать Мону полетом по воздуху – лучше отправиться в путь на машине.

Погрузившись в размышления, я как в тумане наблюдал за тем, как Мона натягивает на себя шелковое платье – кажется, ручной работы, с вышивкой на манжетах и на воротнике-стойке, который Квинн помог застегнуть сзади. Оно доходило Моне до коленей и смотрелось божественно. Мона походила в нем на босоногую принцессу. О да, согласен, избитое сравнение, однако оно не более избито, чем эпитеты «хорошенькая» и «миловидная» в отношении молодой женщины. Ладно, хватит пререкаться.

Мона надела маленькие, немного стоптанные белые тапочки, какие можно купить в любой аптеке (очевидно, она их здесь и сносила), и, наконец, откинув голову, тряхнула волосами. Пышные и блестящие, они не нуждались в расчесывании и выглядели идеально, каждая прядь занимала свое место. Высокий лоб правильных пропорций, идеальные брови… Теперь ее облик был почти совершенен.

Она взглянула на меня, словно желая напомнить о своем существовании, а потом заметила:

– Хитрая комбинация. Он знает, что у тебя в кармане камея, а я это знаю, потому что могу читать его мысли.

– О, так вот к чему привели все мои старания! – Я тихо рассмеялся. – А я совсем про нее забыл.

Я передал камею Квинну. Мне следовало предвидеть, что телепатический треугольник может доставить немало неприятностей.

Но ведь я сам захотел, чтобы они могли свободно читать мысли друг друга, так почему же, черт возьми, я завидовал?

Квинн наклонился над Моной и закрепил камею – красивое старинное украшение – посередине белого вышитого воротничка-стойки.

– Ты ведь не станешь надевать туфли тетушки Куин? – спросил он взволнованным шепотом. – Или все же наденешь?

Мона расхохоталась как сумасшедшая. Я тоже.

Тетя Куин всю жизнь, за исключением последнего дня, носила туфли на головокружительно высоких каблуках, со шнуровкой на лодыжках и с открытыми носками, некоторые из них были украшены горным хрусталем, а то и, насколько мне было известно, настоящими бриллиантами. Когда мы с ней познакомились, на ней как раз были такие дивные туфли.

По иронии судьбы в момент падения, ставшего причиной смерти тетушки, на ногах у нее были только чулки. Но эта гибель была злодеянием Лэшера – это он намеренно напугал тетушку Куин и даже подтолкнул ее. Так что туфли, огромная коллекция которых хранилась в гардеробной, были ни при чем.

Но представить себе Мону – нескладную девочку-подростка в оксфордских туфлях со шнурками и низким каблуком, – нацепившую на ноги любую пару обуви из коллекции тетушки Куин… Одна только мысль об этом повергала в безудержное веселье. Что могло бы заставить Мону сделать с собой такое? А если вам к тому же известно, какое внимание Квинн уделяет каблукам на женских туфлях, а именно на туфлях Жасмин и тетушки Куин, становится смешно вдвойне.

Мона, пребывавшая где-то посередине между состоянием вампирского транса и чувством всепоглощающей любви, пристально смотрела в глаза возлюбленному и пыталась решить, как ей поступить.

– Хорошо, Квинн, я надену ее туфли, – сказала она, – если ты так хочешь.

Теперь передо мной была абсолютно нормальная женщина.

Квинн в одну секунду связался с Жасмин по телефону и приказал ей мигом принести наверх одну из лучших атласных накидок тетушки Куин, белую, длиной до пола, украшенную страусиными перьями, а также пару ее новых туфель, самых блестящих.

Чтобы услышать ответ Жасмин, совсем не требовалось обладать вампирским слухом.

– Боже! Ты собираешься надеть все это на больную девочку? Ты лишился рассудка, маленький хозяин! Я поднимаюсь к вам! И Сайнди, сиделка, она здесь и тоже в ужасе. Она поднимется со мной, а ты лучше оставь бедного ребенка в покое. Боже, я серьезно! Кто тебе позволил раздевать ее? Ведь она не кукла! Квинн Блэквуд, да в своем ли ты уме? Или ты пытаешься мне сказать, что девочка уже умерла? Отвечай, Квинн Блэквуд! С тобой говорю я, Жасмин! Черт возьми, тебе хоть известно, что Пэтси сбежала, оставив здесь все свои лекарства, и никто не знает, куда она подевалась? Послушай, я не виню тебя в том, что ты не волнуешься за Пэтси, но кто-то ведь должен о ней подумать. Сайнди выплакала из-за нее все глаза…

– Жасмин, успокойся. – Теперь Квинн говорил очень спокойно и вежливо. – Пэтси мертва. Я убил ее позапрошлой ночью. Сломал ей шею, бросил в болото, где ее съели крокодилы. Тебе больше не надо волноваться за Пэтси. Выброси все ее лекарства в мусорное ведро. Пусть Сайнди поужинает. Скажи ей. Я сам спущусь за туфлями и халатом тетушки Куин. Мона чувствует себя гораздо лучше. – Он положил трубку и поспешил к двери, бросив мне на ходу: – Запри дверь.

Я подчинился.

Мона испытующе посмотрела на меня.

– Он сказал правду о Пэтси? – спросила она. – И Пэтси – его мать?

Я кивнул и пожал плечами:

– Они ему никогда не поверят. И это самый разумный ход с его стороны. Он может повторять свое признание до судного дня. Но когда ты узнаешь побольше о Пэтси, ты поймешь.

Мона была в ужасе, и Кровь лишь усугубляла ее состояние.

– Самый разумный ход – это что? – спросила она. – Убийство Пэтси или признание в нем?

– Сказать им об этом, вот что разумно, – ответил я. – Только сам Квинн может объяснить, почему убил ее. Могу только подтвердить, что Пэтси ненавидела его, она была черствой, безжалостной женщиной. Она умирала от СПИДа. И жить ей оставалось совсем немного. Если у тебя есть вопросы, пусть на них ответит сам Квинн.

Ошеломленная услышанным, Мона не могла прийти в себя. Девственная вампирша едва не лишилась чувств от потрясения.

– За все годы, что я его знаю, он ни разу не упомянул при мне имя Пэтси и даже в письмах не ответил ни на один мой вопрос о матери.