Движение. Место второе - Йон Айвиде Линдквист Страница 2

* * *

Когда я переехал в свой флигель, оставалась неделя до выборов, и по всему городу были развешаны плакаты с портретами людей, которым было что сказать. Портреты яппи, который сидит в спортивном автомобиле и хочет навести порядок в экономике, и подобных ему персонажей. Право впервые голосовать на выборах я получил еще до отъезда из Блакеберга и планировал отдать свой голос за социал-демократов. Отчасти потому, что еще дома симпатизировал левым, отчасти потому, что альтернативные варианты казались отвратительными. Что-то с этими буржуазными мордами было нечисто, а Пальме оставался Пальме.

Сначала темнота не имела значения. Был сентябрь, стояло бабье лето, и у меня был медовый месяц с городом, куда я устремлялся за светом и воздухом. Я проводил дни, слоняясь по округе, или никуда не ходил. Обычный житель Стокгольма.

Я захаживал в кондитерскую в башне Кунгстурнет, пил там кофе с молоком, читал Стига Дагермана и интересничал. А иногда часами простаивал перед экранами в музыкальном отделе универмага «Оленс» и смотрел клипы Мадонны, «Уэм» и «А-ха». В том же отделе я иногда воровал пластинки: выносил их, прикрыв рукой. По вечерам и по ночам занимался фокусами.

В конце сентября в Копенгагене должен был начаться конкурс иллюзионистов всей Скандинавии, и я задался целью занять первое место в категории микромагии – фокусов в прямом контакте со зрителем. Победа в конкурсе украсила бы мое резюме, если бы мне пришлось наниматься в какой-нибудь ресторан, чтобы выступать перед посетителями. Микромагия требует технического мастерства, потому что зрители находятся всего в нескольких метрах от тебя. Движения рук должны оставаться незаметными.

Когда мне было тринадцать, я целую неделю проходил, пряча в ладони монетку в пять крон, чтобы натренировать естественные движения пальцами и ничем не выдавать, что в руке что-то есть. Когда мне было пятнадцать, натер кожу на этой же ладони до крови, чтобы получился бугорок, который позволил бы проделывать трюк с монетой, обманувшей земное притяжение. Фокусы стали моей страстью и моим призванием.

Два раза я занял второе место в чемпионате Скандинавии среди юниоров. В Копенгагене я в первый раз должен был соревноваться со взрослыми, и, по правде говоря, был уверен, что шансы мои невысоки. Но я собирался попробовать. Двойной подъем, пальмирование и выступ у меня получались неплохо, а выступления на улице научили меня, что важно привлекать внимание публики: использовать приемы контакта с уличной аудиторией.

Уже третью или четвертую ночь подряд я просиживал за письменным столом перед зеркалом, тренируя движения рук: прикрыть монету и не прикрывать монету – эти движения должны выглядеть абсолютно одинаково. Именно в этот момент зазвонил телефон. Было чуть больше часа ночи, и я не понял, кто может меня разыскивать в это время, но отвлекся от своих упражнений и поднял трубку.

– Слушаю, это Йон.

Прошла пара секунд, а потом на другом конце провода прозвучал приглушенный мужской голос:

– Можно Сигге?

– Вы не туда попали, – сказал я. – Тут нет никакого Сигге.

Собеседник снова помолчал. И сказал:

– А он тут был?

– Нет. И не будет.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что не знаю никакого Сигге.

– Да ладно, знаешь. Все знают Сигге.

– А я вот не знаю.

Человек на другом конце провода вздохнул так, как будто мой отказ признать очевидное лишил его сил. Я почти уже повесил трубку, но тут он спросил:

– А чем это ты занимаешься?

– Что?

– А чем это ты занимаешься? Прямо сейчас?

Я взглянул на реквизит, лежащий передо мной. Коврик для фокусов, монета и колода карт. Здесь нелишним будет добавить, что мне было девятнадцать лет. Сейчас бы я наверняка как-нибудь отшил его и положил трубку. У меня есть семья, дом, устоявшаяся жизнь. А в девятнадцать лет границы немного размыты, поэтому я ответил:

– Упражняюсь.

– Упражняешься в чем?

– В фокусах, – сказал я не без гордости.

Человек на другом конце провода подвел итог:

– Не спишь посреди ночи и упражняешься в фокусах.

– Ну да. Выходит, так.

– И чего ты этим хочешь добиться?

В том, как он задал вопрос, вроде бы не было ничего обидного. В его тоне чувствовалась искренняя заинтересованность. Ответ был очевиден, и я его и озвучил:

– Через пару недель будет чемпионат Скандинавии и…

Собеседник меня оборвал:

– Нет-нет. Чего ты хочешь добиться?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ну. Подумай об этом немного.

Разговор прервался, и я остался сидеть с телефонной трубкой в руке. Трубка была прикреплена все к тому же телефонному аппарату, который стоял в доме в первый раз, когда я его увидел. Я его почистил и сменил номер. Внезапно меня пронзила неожиданная мысль: а ведь старый номер мог сохраниться в самом аппарате.

Чего ты хочешь добиться?

Речь могла идти о телефонном розыгрыше. Этаком экзистенциальном Телефонном Калле, который в случайном порядке звонил незнакомым людям и подвергал сомнению их жизненные устремления. Я снова взялся за свою монету, потому что коронное движение Хань Пинь Чжина [1] у меня пока не получалось.

Я промахнулся десятки раз, прежде чем осознал, что бросаю монету автоматически, а мысли блуждают где-то далеко.

Чего ты хочешь добиться?

Я хотел притвориться, что бросаю монету правой рукой, но на самом деле придержать ее и выпустить монету из левой ладони, чтобы казалось, что это упала монета из правой руки. Хотелось проделать это так, чтобы никто ничего не заподозрил, даже если будет знать, как это делается. Это было практически невозможно, но именно этого я и хотел добиться. Я уже повторил движение пятьдесят или шестьдесят раз, чтобы добиться своего теперешнего уровня. Но по-прежнему не отточил движение до совершенства. Не хватало последнего уровня, чтобы движение, наконец, выходило автоматически.

Навык фокусника развивается скачкообразно. Вы без устали работаете над движением, и внезапно в один прекрасный день наступает тот самый качественный переход. Все нужные мышцы ладони, пальцев и предплечья срабатывают вместе, и движение получается таким же естественным, как если бы вы взяли в руку вилку.

Этого я и хотел добиться перед чемпионатом, но пока чувствовал себя рассеянным. Руки двигались механически, без изящества. Я решил: на сегодня хватит, надо принять душ и лечь спать. Взял чистое белье и полотенце и отправился в прачечную.

* * *

Прачечная была полна противоречий. С одной стороны, она была вырублена в толще горы впритык к Брункебергскому туннелю, и в ней ощущалась тяжесть породы, давящая на голову и на тело; с другой стороны, там было чисто, светло и хорошо пахло. Внутри было две стиральные машины, два сушильных барабана и сушильный шкаф. Еще там стояли стол, на котором можно было сложить белье, и неожиданно удобный стул, на котором можно было посидеть и подождать, пока машины закончат работать. Внутри была дверь, которая вела в душевую.