Сон Лилит - Уитли Страйбер Страница 2

В конце концов Лилит выбрала льняное платье и дорожный плащ, сшитый из кожи тех людей, кого она убила своими руками. Мужчины с тяжелыми подбородками были необыкновенно сильны, а их кровь горчила на языке. Она предпочитала высоких, тонкокожих, со сладкой на вкус кровью – возможно, потому, что эти особи вдобавок ко всему отличались умом.

Устроившись за туалетным столиком, Властительница начала гримироваться под человеческое существо: нарисовала на гладком лбу брови, затем, на манер фараонов, наложила краску и блестки на веки. Послушный народ – египтяне, они уважали своих правителей и, принимая ее за знатную даму, опускали глаза и уступали дорогу... Она найдет укромный темный уголок, быстро расправится с одним из них, чтобы восстановить силы, а затем продолжит поиск подобных себе.

Лилит приблизилась к входу в пещеру, на мгновение замерла, прислушиваясь. Она знала каждый оттенок тишины в этом месте. Прошло уже много лет, с тех пор как сюда забрел незваный гость, но сейчас на это не было даже намека. Она прошла мимо лилий и снова остановилась. Итак, ее ждет мир созданных ею существ, людей и Властителей. Лилит испытывала к ним сложное чувство – это была одновременно любовь матери к своему ребенку и хищника к жертве.

Позади осталась пещера, которая служила ей домом; прогулка вдоль холмов потребовала от нее больших усилий, чем это отложилось у нее в памяти. Прежде, когда Властительница отправлялась в Рим, ее несли в паланкине. В более поздние времена она путешествовала в Каир в повозке, запряженной лошадьми. Это хитроумное изобретение доставило ее в город ближе к ночи.

Тогда Лилит провела в Каире всего несколько дней и не выходила из дворца. С улицы доносились грохот железных колес, стук лошадиных копыт и крики мулов, даже в комнатах пахло дымом и навозом. Ре-Атун хотел, чтобы она осталась жить там, рядом с ним, и, стремясь угодить ей, привел двух соблазнительных самцов. Один из них был англичанином. Кстати, этот северный народ не был племенем, родственным тому, которое Дракула пас в Карпатах, поэтому только Жиль имел на них право. Так Лилит выучила английский, который имел очень мало общего с ее родным языком, праймом. Когда настало время этого мужчины, то он отдавал свою жизнь очень неохотно. Второй ее избранник провел с ней несколько дней. От него Властительница научилась арабскому, в котором было много заимствований из языка египтян; к тому же арабский слегка напоминал прайм.

Последний визит в Каир не был достаточно долгим, поэтому ей не удалось встретиться с фараоном, иначе она непременно задала бы ему вопрос: зачем правитель позволил так разрастись этому ужасному грязному городу? Правда, англичанин сказал ей, что фараона нет. На самом деле Лилит уже давно ничто не удивляло, но такое утверждение показалось ей слишком неправдоподобным.

Вот и вершина холма. Здесь на небольшой ровной площадке в прошлый раз ее ждала повозка с лошадьми. Но сейчас Властительницу встретили только ветер и клонившееся к закату огромное солнце.

В нескольких лигах отсюда лежит Монс Порфиритис. Что ж, она отправится туда и у римлян, которые устроили там каменоломни, купит рабов и паланкин. Дальше ее отнесут на Пунический торговый тракт, который ведет в Антиной-полис. А там с каким-нибудь караваном Лилит отправится дальше. Она хорошо помнила основателя Антиной-полиса, покрытого шрамами римлянина по имени Адриан. [2]Он построил этот город, скорбя о смерти Антиноя, юноши, которого любил.

Все это промелькнуло у нее в голове, пока она мерным шагом продвигалась вперед. В датах она путалась: Адриан вполне мог жить еще вчера, сейчас или умереть эпоху назад. Однако Лилит могла четко представить себе его лицо, особенно глаза самого сильного человека в мире.

Вид, открывшийся ее взору, невольно вызывал почтение перед огромным миром. Солнце на западе 6ыло ярко-красным, как кровь младенца; на востоке вставала луна – узкий серебристый серп на фиолетовом небе. Земля под всем этим великолепием терялась во множестве цветовых оттенков, серых и золотых вдоль краев утесов и пурпурных в направлении каменоломен римлян.

Два шакала сопровождали ее от самого дома и сейчас остановились невдалеке, их глаза горели в золоте заходящего солнца. Властительница знала, что они увлечены тем же, что побудило ее к путешествию. Она произнесла короткую фразу на прайме, и шакалы побежали рысцой, однако, вопреки ее предположениям, совсем не в ту сторону. Тем не менее она последовала за ними, уверенная, что оба животных хорошо знают свое дело.

Когда потухли последние закатные лучи, Лилит показалось, что солнце зашло так, словно его выудили у нее из груди. Она повернулась в сторону восточного горизонта, остановив взгляд на хрупкой сети звезд, которую греки называют Плеядами. Эти звезды всегда вызывали в ней глубокую печаль, особенно вон та голубая искорка, ее настоящий дом. Как-то Лилит вышла на одно мгновение – прогуляться по саду... и перенеслась сюда. Она была невестой, остановилась под цветущим деревом... и вот она здесь уже десять тысяч лет. Или больше?

Усыпанное нежными цветами дерево – с этого неизменно начинались ее воспоминания, и все же полной уверенности в его существовании не 6ыло. Возможно, это всего лишь сон отчаявшегося создания, чья жизнь не имела ни начала, ни конца и которому очень хотелось иметь какую-то привязку во времени.

Лилит отвела глаза от неба и, следуя за запахом шакальего меха, двинулась дальше. Но куда ее ведут эти твари? Римляне определенно должны быть в противоположном направлении. Хотя наверняка существует более короткий путь к Пуническому тракту: через расщелину в горах, а затем вниз, к дороге. Может быть, звери учуяли дым от костра остановившегося на привал каравана?

Темнота сгущалась. Теперь высоко вверху простерлась мерцающая рука галактики, граница изученного мира. Властительница пристально вглядывалась в алмазные россыпи звезд, до тех пор, пока небесный свод не открыл ей свои тайны, и теперь каждый луч посылал ее сердцу собственное послание. Она не смогла сдержаться, чтобы не запеть, ее голос поднялся до густых протяжных тонов. Шакалы вторили ей заливистым тявканьем, а когда Лилит умолкла, то услышала, что звери потрусили дальше. Однако ее песня не была радостной. Сейчас, глядя во тьму, она вспоминала колыхавшиеся на ночном ветру поля пшеницы, и усталость после целого дня молотьбы, и теплый запах хлеба.

Но Лилит не ела хлеб. Просто не могла есть хлеб.

Она двигалась так же беззвучно, как и шакалы, – всего лишь тень среди других ночных теней. Кроме белевшей под опущенным капюшоном кожи и тигриного огня глаз, Лилит не являла этому миру ничего из того, что принадлежало ей.

Еще на расстоянии десяти лиг, задолго до того, как они приблизились к лагерю, ей уже стало известно о его существовании. Она раздула ноздри и вдохнула в себя запах крови, жареного мяса и фиников, а еще – столь любимый ею аромат человеческой кожи: Римляне мылись и натирали себя маслом – значит, там не римляне. Властительница замедлила шаг. Шакалы проскочили вперед и остановились на открытой возвышенности, их темные силуэты вырисовывались на фоне усыпанного звездами неба. Она направилась прямо к ним, зная, что оттуда увидит людей.