Прах (сборник) - Михаил Киоса Страница 2

– Я скоро уйду, – сказала старуха и, помедлив, прибавила: – постараюсь вернуться как можно скорее.

Ее взор уткнулся в резак, который сжимал в руке мужчина.

– Смотри, не порежься.

– Д… Дын, – всхлипнул он, тыкая пальцем в деревянную поделку.

– Ага, я вижу. Знаешь, очень похоже, – похвалила старуха. Новый порыв ветра зашевелил мутную пленку, иссеченную царапинами, как старый пиратский парус. Она подошла к окну и, приникнув к крохотной дырочке в полиэтилене, прошептала:

– Так я и предполагала. Ветер усиливается. Так все и должно случиться. Дай-то Бог…

– Не… ходи, – с усилием выдавил сидящий в коляске.

Старуха погладила его по голове. Недавно сбритые из-за вшей волосы уже начали потихоньку отрастать, и череп инвалида был шершавым, как наждак. Но она любила эти прикосновения. Как и своего беспомощного сына.

Он умоляюще смотрел на нее, и та с болью подумала о собаке, которая смотрит своими влажными глазами на уезжающих хозяев, которые бросили ее на обочине. Просто потому, что надоела.

Но она – не они. И она никогда не бросит своего сына.

И ей нужно во что бы то ни стало сегодня сделать это дело. Пусть даже пойдет снег, град, цунами и разверзнется земля, выпуская наружу смертоубийственное пламя из преисподней. Ни ангелы, ни черти не помешают ей.

Главное – ноги.

Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы ее подвели собственные ноги. А ведь с каждым днем ей все сложнее и сложнее выходить наружу. Будь то поиск еды или тряпок для заделки щелей в их доме.

Она старалась не думать о предстоящих трудностях, с которыми ей придется столкнуться. Потому что последние несколько часов перед глазами старой женщины все отчетливей вырисовывался жуткий образ: время утекает, а она лежит на полдороге с распухшей, одеревеневшей ногой, не в силах продолжить путь, и от этого ее прошибал ледяной пот.

С большим трудом старуха опустилась на корточки, и их лица оказались на одном уровне. Две нескладные уродливые куклы из третьесортного слэшера, одетые в рванину, на которой побрезговали бы спать уличные псы.

– Ромочка. Мне очень нужно. Понимаешь? – медленно, едва ли не по складам произнесла она, заглядывая в беспрестанно моргающие глаза сына.

– Ма…

– Нам нужно, – поправилась старуха. – Нам обоим это нужно. Другого выхода нет.

Роман издал хлипко-всасывающий звук. Так ребенок допивает через соломинку остатки лимонада из бумажного стаканчика. Из уголка его рта потекла слюна.

– Все будет чудесно, – мягко произнесла старуха. Она заботливо вытерла губы сына и улыбнулась ему. Казалось, на почернелом сморщенном яблоке сделали надрез.

– Ма… ма, – еле ворочая языком, выдавил молодой человек.

Старуха обняла его.

– Ты справишься, ты сильный. И у тебя все получится. Я оставлю тебе поесть. Видишь? Лепешка и рыбка. Захочешь пить, вот ковшик с водой.

– Пло… он… – вновь всхлипнул Роман. Губы вновь повлажнели от слюны.

Старуха отстранилась, с недоумением глядя на сына. Она научилась понимать его с полуслова.

– Плохой сон? Тебе приснилось что-то нехорошее?

Он кивнул с обреченным видом.

– Это ничего не меняет, – сказала она после короткого раздумья. – И мне все равно придется идти.

С величайшей осторожностью женщина выудила из кармана облупленные часы на заскорузлом шнурке. Кожаный ремешок давно истрепался, и она носила часы в кармане. Пожалуй, единственный предмет из той жизни, когда все было по-другому – за окном слышался детский смех, в доме работал телевизор, играла музыка, по улицам ездили автомобили, и все было прекрасно. Несмотря на пройденные годы, механизм часов все еще был рабочим и исправно показывал время.

Оставалось еще чуть более часа. Может, полтора. Но лучше выйти заранее, чтобы успеть все сделать не торопясь.

– Рассказать тебе что-нибудь? – спросила она, но Роман неожиданно встрепенулся. Повернув голову в сторону окна, он нахмурился. Затем испуганно взглянул на мать.

– Что там? – тихо спросила старуха, сдвинув брови.

На лбу инвалида выступил пот, пальцы мелко задрожали, резак выскользнул из чумазых пальцев.

А меньше чем через минуту в подъезде послышался шум, после чего кто-то настойчиво забарабанил в дверь.

* * *

– Этого не может быть, – ошарашенно проговорила старуха. – Тут… – Она закашлялась, прочищая горло, – тут никого нет! Нам просто показалось!..

Стук в дверь возобновился с удвоенной силой, и она вздрогнула. Еще немного, и хлипкое прикрытие, условно называющееся дверью, не выдержит.

– Ма… – хлюпнул Роман.

– Все хорошо, сынок, – успокаивающе сказала она, но при этом ненавидя себя за дрогнувший голос. – Я сейчас все узнаю.

Шаркая грязными калошами, женщина потащилась к входной двери. Застыла, прислонившись ухом к ветхим лохмотьям дермантина.

– Кто это? – выдохнула она.

Стук прекратился, и тут же раздался хриплый шепот:

– Откройте… я ранен.

Скрюченная птичья рука уже потянулась к замку, как морщинистое лицо женщины накрыла тревожная тень. От этого странного каркающего голоса за дверью веяло бедой.

– Я ничем не смогу тебе помочь, – ответила она напряженно. – У меня только вода. Даже чистых тряпок нет.

От последовавшего толчка в изветшалую дверь старуха отпрянула, как от ядовитой змеи. У нее пронеслась мысль, что еще пару крепких толчков, и замок попросту вылетит внутрь вместе с дверью.

– Открой… Я истекаю кровью, – прохрипели снаружи.

«Плохой сон».

Слова сына колыхнулись в памяти, как облитые бензином угли.

Едва соображая, что делает, старуха повернула ключ, выталкивая ригель из рассохшейся рамы, и дверь тут же рванули на себя. Она отшатнулась, с испугом глядя на вихрем влетевшего мужчину. Незнакомец был невысокого роста, коренастый, взгляд волчий, исподлобья. Темно-серая куртка и такого же цвета штаны в прорехах заляпаны свежей грязью, правая рука залита кровью.

Прежде чем старуха успела что-то сказать, вошедший торопливо захлопнул дверь, привычным движением повернув ключ, как будто делал это несколько раз на дню.

– Кто ты? – спросила она, постепенно приходя в себя.

– Кто еще дома? – вместо ответа спросил незнакомец. Старуха заметила на его худом кадыке громадный рубец.

«Теперь понятно, отчего у него такой простуженный голос», – подумала она.

– Тебя не учили здороваться? – задала она вопрос, но незваный гость, раздраженно оттолкнув ее в сторону, бесцеремонно прошел внутрь. Увидев сидящего в инвалидном кресле Романа, он замер и несколько секунд ощупывал его недоверчиво-колючим взором, от беспомощных ног до изжелта-голого черепа. Роман тоже смотрел на странного визитера, беспокойно моргая глазами.