Мы здесь - Майкл Маршалл Смит Страница 20

Это Угловые, и Боб гордится, что является одним из них.

Первый признак профессионализма – это встраиваться в движение. Правильное движение. Люди в основном не видят дальше своего носа, но всегда есть такие, кто это умеет или может эту способность у себя развить. Дети, животные (в особенности кошки), а еще старики и малость чокнутые. Нужно держаться в русле потока, а иначе начинает лаять собака или вдруг подскакивает со своей ахинеей сумасшедший. Угол Боба подстроен под движение, чем и объясняется его долгожительство. Здесь очень интенсивный поток пешеходов. Четыре дня в неделю здесь открыт овощной рынок плюс знаменитейший книжный «Стрэнд букстор», а также «Би Эн» и продуктовый «Хоул фудс». Даже без таких столпов торговли этот угол формирует главный перекресток этой части города. Как известно, самым заметным местом реки являются камни, что стоят наперекор водному потоку. Так и с потоком людским.

Второе требование – память. Ничто не берется на карандаш. Большинство не могло бы этого делать даже при желании: все с подобными навыками повышаются до Наконечников – уровень, который даже Боб считает суперским. Многие из сообщений – это простые указания или обрывки информации. Бывают и такие, что адресованы конкретным людям. Когда послание доходит до Углового, он или она держит его в секрете, а затем, по мере использования, просто выбрасывает из памяти. Моральных суждений Боб не выносит. Это ему не по чину, да и натура у него не такая. Стоит взять груз немного больший, чем уже на тебе лежит, и вся система вскоре посыплется.

Нужна еще и память на лица. С кем-то договоренность происходит заранее, но многие оставляют послание просто в надежде, что предполагаемый адресат случайно пройдет мимо. Задача Боба тут – высматривать друга, которому сообщение предназначено. А завидев, незаметно подобраться к нему в толчее и рассказать то, что ему поручено передать. После этого он пойдет восвояси, поглядывая для подстраховки через плечо, насколько правильно ведет себя тот, в чьи уши передано сообщение.

Затем Боб сообщение забывает, освобождая место под следующее. В любое время в голове у него их крутится штук сорок. Из них пятая часть – это указания вроде: «Передай всем, кого увидишь, что…» Остальные четыре пятых, вернее, чуть меньше – сообщения личного свойства, так сказать, тет-а-тет: «Попроси Диану встретиться со мной на углу икс и игрек в пятницу, в восемь вечера» и тому подобное.

Ну и оставшаяся, примерно одна десятая часть – это сообщения, которые Боб недолюбливает. Те, что так и не доходят до адресата. Скажем, не так давно он шел мимо старой церкви Святого Патрика и увидел, как там кто-то стоит, прислонясь к внутренней стене кладбища. Оказалось, что для этого парня Боб держал сообщение уже с полгода, но когда увидел его приваленным в сумраке к стенке, то понял: теперь уже поздно. И все равно он, проходя мимо, шепнул его послание другу на ухо. Полый при этом медленно поднял голову. В глазах его не было ни тени узнавания (хотя за годы Боб передавал ему разные сообщения добрую сотню раз) и ни намека на то, что он что-то понял из сказанного.

Время от времени разносилась весть, что кто-то ушел навсегда, достигнув Расцвета и сгорев, а в ряде случаев погасив свет своими же руками. Романтиком Боб не был и от жизни ждал немногого, но держать в голове сообщение человеку, который ушел, было чем-то сродни удержанию его в этом мире, с продлением – пусть даже ненадолго – жизни, скорее всего, полной пренебрежения ко всему живому. Он слышал, что среди ушедших на покой Угловых существует традиция просить Наконечника писать эти щемяще-сиротливые послания – хотя бы в усеченном до пары слов виде – где-нибудь на стене или под мостом, чтобы они оставались и не умирали.

Боб не знал, соответствует ли это истине, но это то, что он собирался сделать сам. Быть может, попросить Меджа. У Меджа есть опыт, и к тому же он держится в основном дружелюбно.

Каждый достоин того, чтобы его помнили. Ведь без этого ты ничто.

Было уже почти три – всего час до сдачи смены, после чего можно будет перебраться куда-нибудь туда, где потеплей. И в эту минуту Боб заметил, как кто-то целенаправленно приближается к нему.

Он моментально напрягся. Этот друг доставлял сообщения довольно часто. А с недавних пор он и вовсе зачастил. Причем сами сообщения сделались бессмысленными, на что Бобу хватило сметки понять: они зашифрованы. С каких это пор друзья стали шифроваться? Шифр означает, что те или иные сообщения предназначены для одних ушей и не предназначены для других. Бобу это не нравилось. Ведь друзья должны быть в спайке, тянуться друг к другу. В этом суть его работы, и важность этого как раз постоянно подчеркивали Собранные: делать что-то для большего, общего блага. А разве послания для общего блага нуждаются в затуманивании?

– Эй, Фальшивка! – окликнул Гользен Боба, нарочито коверкая слово «фитюлька» (его истинное наименование). Вид у этого выжиги был еще самодовольней, чем обычно. – Весточка есть.

Вот так он всегда, этот Гользен. Не говорит, а прямо-таки припечатывает.

– Слушаю, – отозвался Угловой.

Оба фланировали, не глядя друг на друга, медленным круговым движением, как листки на ветру.

– Послание: Двенадцати. Быть наготове. Следовать знакам, пока не появится Джедбург. Конец цитаты, – произнес Гользен.

– О чем это? – попытался уточнить Боб.

– О чем надо, – буркнул в ответ его собеседник. – Усек?

– Конечно, усек.

Гользен удалился. Фитюлька Боб на раз прокрутил сообщение в уме, для большего усвоения, и приготовился изложить его всем, кого оно касается. Это была его работа, и делать ее он намеревался, как всегда, на совесть.

Скольких при этом не станет, он знать не мог.

Когда Доун пришла домой из школы – она работала учительницей младших классов, – Дэвид – вот же совпадение! – проходил через прихожую. Заслышав поворот ключа в замке, он отчего-то почувствовал себя виноватым, застигнутым в момент безделья. Как будто сейчас, именно в эту минуту, ему во что бы то ни стало полагалось наяривать по клавиатуре, а не слоняться после опорожнения мочевого пузыря по дому.

– В тубзике был, – пояснил он.

– Спасибо за обновление статуса. – Женщина сухо чмокнула супруга в щеку. – Обязательно поставлю лайк и помещу у себя в Твиттере.

Затем она неожиданно развернула мужа за плечи и ощупала ему задницу.

– Вот те раз, – сказала она удивленно, продолжая при этом обшаривать ему правое бедро. – Ты же это здесь держишь, да?

– Да нет, спереди, – блеклым голосом ответил он. – Надо было тебе об этом сказать.

Она похлопала его по груди.

– Забавно. Я тебе о мелочи, а ты что подумал? Она же у тебя обычно в правом заднем кармане?

– Ну да. Только сейчас ее там нет.

– Правильно. Потому что она здесь. – Доун вытянула руку. На ладони у нее лежали четвертаки, примерно на пару долларов. Писатель изогнулся вопросительным знаком.