Штамм. Начало - Чак Хоган Страница 22

Барнсу было за шестьдесят, и выглядел он по-прежнему как сельский доктор с далекого Юга, где когда-то и начинал. Служба здравоохранения США, частью которой были Центры по контролю и профилактике заболеваний, когда-то принадлежала военно-морским силам, и хотя Служба давно уже оформилась в самостоятельное ведомство, многие высшие чиновники ЦКПЗ тяготели к военной форме, не исключая самого директора Барнса. Налицо было явное противоречие: с одной стороны – деревенский, очень домашнего вида джентльмен с седой козлиной бородкой, а с другой – отставной адмирал в приталенном кителе цвета хаки с цацками на груди. Более всего он напоминал полковника Сандерса, [28]нацепившего боевые награды.

Выслушав короткий доклад Эфа и мельком осмотрев один из трупов, директор Барнс спросил о выживших.

– Никто не имеет ни малейшего представления о случившемся, – ответил Эф. – Они не в силах нам помочь.

– Симптомы?

– Головные боли, порой сильные. Мышечные боли. Звон в ушах. Дезориентация. Сухость во рту. Проблемы с координацией движений.

– В общем, примерно то же, что может испытать любой человек после трансатлантического перелета, – сказал директор Барнс.

– Нет, Эверетт, это что-то необыкновенное, – возразил Эф. – Мы с Норой вошли в самолет первыми. Пассажиры – все до единого – были уже за чертой. Никто не дышал. Четыре минуты без кислорода – это предел, затем повреждение головного мозга становится необратимым. А эти люди, вероятно, оставались без кислорода больше часа.

– Получается, что не так, – усомнился директор. – И что же выжившие? Они так-таки ничего тебе и не рассказали?

– Они задали мне больше вопросов, чем я – им.

– Есть у этих четырех что-то общее?

– Я как раз этим и занимаюсь. Хочу попросить у тебя помощи – нужно подержать их в изоляторе, пока мы не закончим нашу работу.

– Помощи?

– Нам важно, чтобы эти четыре пациента сотрудничали с нами.

– Так они и сотрудничают.

– Пока. Я просто хотел бы… В общем, мы не можем рисковать.

Директор пригладил свою аккуратную седую бородку – верный признак, что он скажет какую-то банальность.

– Я уверен, что, умело обращаясь с больными, применяя тактику мягкого убеждения, мы сможем эффективно использовать их признательность судьбе за чудесное спасение от страшной гибели и добьемся от них максимальной покладистости.

Барнс улыбнулся, продемонстрировав безупречные искусственные зубы, эмалированные, очевидно, в несколько слоев.

– Как насчет того, чтобы применить Закон об охране здоровья в чрезвычайной ситуации?

– Эфраим, ты ведь знаешь, есть гигантская разница между тем, чтобы поместить несколько пассажиров в изолятор с целью профилактического лечения на условиях полной добровольности, и тем, чтобы их принудительно удерживать в карантине. Тут следует задуматься об очень серьезных аспектах. Буду откровенен, прежде всего – об аспекте публичной огласки.

– Эверетт, при всем к тебе уважении я вынужден не согласиться…

Маленькая ручка директора мягко опустилась на плечо Эфа. Он несколько усилил свой протяжный южный выговор – видимо, чтобы смягчить удар.

– Давай не будем тратить время попусту, Эфраим. Объективно глядя на все случившееся, отметим, что этот трагический инцидент, к счастью, – а можно было бы сказать: «слава Богу!» – локализован. Скоро будет восемнадцать часов, с тех пор как этот самолет совершил посадку, и за это время больше никто не умер – ни в других самолетах, ни в других аэропортах по всему миру. Это положительный момент, и мы должны делать упор именно на него. Следует дать знать широкой общественности, что наша система воздушных сообщений в полном порядке. Я уверен, Эфраим, что достаточно будет воззвать к чувству долга и гражданской ответственности наших четырех счастливчиков, как они сразу согласятся на полное сотрудничество с нами.

Директор убрал руку и улыбнулся Эфу, как мог бы улыбаться кадровый военный, подтрунивающий над своим сыном-пацифистом.

– А кроме того, – продолжил Барнс, – налицо явные признаки утечки какого-то дьявольского газа, правильно? Все жертвы были обездвижены практически мгновенно – это раз. В замкнутой среде – это два. Выжившие быстро восстановили силы, после того как их удалили из самолета, – это три.

– Вот только вентиляционная система работала исправно вплоть до того момента, когда вырубилось электричество, – вставила Нора. – А это произошло только после посадки.

Директор Барнс кивнул и сложил руки на груди, словно обдумывая ее слова.

– Да, тут есть над чем поработать, не сомневаюсь. Но посмотрите еще вот с какой стороны – ваша команда, можно сказать, провела боевые учения. И вы отлично справились с задачей. Теперь же, когда ситуация, судя по всему, приходит в норму, давайте сделаем все, чтобы вы смогли докопаться до сути происшедшего. Но сначала надо провести эту чертову пресс-конференцию.

– Постой, постой, – сказал Эф. – Что ты сказал?

– Мэр и губернатор проводят пресс-конференцию с участием представителей авиакомпании, должностных лиц из Управления нью-йоркских портов и прочих деятелей. Мы с тобой будем представлять федеральные органы здравоохранения.

– О, нет! Сэр, у меня нет времени. Это может сделать Джим…

– Конечно, Джим может это сделать, но сегодня на пресс-конференцию пойдешь ты, Эфраим. Пора выступить человеку, который способен, как я только что сказал, докопаться до сути происшедшего. Ты – руководитель проекта «Канарейка», и я хочу, чтобы на пресс-конференции присутствовал кто-то, кто непосредственно контактировал с жертвами. Мы должны представить наши усилия в позитивном свете.

Вот откуда все это пустозвонство насчет «никакого удержания», «никакого карантина». Барнс выстраивал политическую линию.

– Но я действительно ничего еще не знаю, – сказал Эф. – И почему так быстро?

Директор Барнс улыбнулся, вновь сверкнув эмалью зубов.

– Принцип врача: «первым делом – не навреди». Принцип политика: «первым делом – выступи по телевидению». Плюс, как я понимаю, нужно учитывать фактор времени. Пресс-конференцию хотят провести до этого чертова солнечного события. Мол, солнечные пятна воздействуют на радиоволны или что-то в этом роде.

– Солнечного события… – Эф совершенно выпустил это из памяти. Около половины четвертого пополудни ожидалась большая редкость – полное солнечное затмение. Для Нью-Йорка – первое событие такого рода за четыреста с лишним лет, в сущности, за всю историю становления Америки. – Господи, я совсем забыл!