Страх - Роман Канушкин Страница 22

Мать Авося подошла к мужу.

– Волки, – сказала она. Быстро взглянула на вождя и, словно пытаясь отогнать испуг, натянуто улыбнулась.

– У брода, – согласился с ней тот.

– Так близко. – Женщина чуть помолчала. – Там Авось.

– Не беспокойся. И у брода, и в лесу выставлены дозоры. – Он улыбнулся жене, но сам подумал: «А ведь она права. Дозоры и у реки, и в лесу. Они должны были предупредить о появлении волчьей стаи – у бродов сейчас может быть много детей. Но никто не пришел за охотниками, чтобы отогнать волков».

Мать Авося смотрела по сторонам и понимала: то, что она видит, нравится ей все меньше. Маленькие дети вдруг перестали играть и теперь жмутся к взрослым. Но те не в состоянии им помочь. Они… словно потеряны, словно изменившийся воздух отравил их сумрачным ядом.

– Посмотри на собак, – внезапно сказала она мужу.

– Вижу, – тут же ответил он.

Ее сердце подсказывало ей больше. Сердце, которое сковала холодная тоска, говорило, что сюда идет беда. И что подкралась она уже слишком близко. Приехала верхом на этой густой мертвой тишине, павшей вокруг.

– Что-то не так, – неожиданно хрипло произнесла женщина. И, стараясь, чтобы муж не уловил в ее голосе ноток мольбы, попросила: – Поднимай людей!

Вождь внимательно посмотрел на жену: он не имел права ошибаться. Видимых оснований для тревоги вроде бы не было…

«Все не так, – вдруг подумал он. – Ты уже давно видишь, что все по-другому! И твоя жена видит. Ее проницательное сердце редко подводит, и достаточно лишь послушаться его…»

И предводитель охотников рода Куницы поднес к губам сомкнутые ладони и издал два клича. Первый – клич тревоги, срочного сбора охотников. Второй касался тех, кто еще не носил оружия (и в первую очередь Авося!), – это был клич опасности, необсуждаемый приказ спрятаться, схорониться в лесу.

Но даже если бы отец Авося поднял людей раньше, все равно, наверное, было бы уже поздно. Человек в сером действительно умел выполнять обещания. Волхв Белогуб подвел древлян очень близко к деревне Куницы. Легли в густой зелени, окружающей поляну, на тетивы луков десятки зажженных стрел; взвились, пущенные в воздух, и накрыли деревню, неся вокруг смерть и пожары. И вслед за этим выступили из леса, будто появились из стволов деревьев, будто бы и были этими самыми внезапно ожившими деревами, молчаливые воины с хищно оскаленными черепами на головах. И все начало меняться с пугающей быстротой. Залаяли наконец собаки – сила, сковывающая их, став очевидной, ослабила свою хватку. Охотники хватались за оружие, но уже половина воинов Куницы была перебита в первые секунды нападения.

– Древляне! – закричал кто-то и упал, сраженный копьем, вылетевшим из леса.

«Авось! – первое, что пришло в голову жене вождя. А потом сбивчивое и даже униженное: – Нет, нет, они пришли за рабами, они не тронут мальчика!»

И тогда она услышала жесткое повеление своего мужа:

– Беги в дом! Уходите подземным ходом.

– А как же?..

– Быстро!

Мать Авося с дочерью на руках еще бежала к дому, когда у частокола появился гигант в черной шкуре, с диковинным оружием в одной руке и длинным мечом в другой. И женщина услышала страшный гибельный окрик:

– Убивайте всех! Не щадите никого.

5

Как удивительно порой плетется нить судьбы. Великовозрастный верзила Незван уже достаточно давно издевался над младшим Авосем. Но именно ему мальчик был обязан тем, что все еще жив. Если б Авось не замешкался на дереве, то был бы уже у брода, где его непременно дождались бы древлянские мечи. Или стрелы. Но Авось потерял время, как будто взял его взаймы у смерти, и сохранил жизнь. Мальчик бежал вдоль реки, думая, что за неведомый зверь мог издавать такой вой. Что-то чуждое, вражеское вползло сейчас в их лес. И лес, свой, такой родной, с исхоженными тропами, почти домашний, стал опасным. Авось остановился. Поднял голову – высоко в небе над бродами кружил одинокий ворон, словно чуял свою добычу. Авось погрозил ему пальцем. И тут же замер. Только что со стороны деревни пришло два клича. Один – клич тревоги! Но и другому отец обучал его специально – это был известный только роду Куницы клич опасности и приказ, ослушаться которого было невозможно, приказ спрятаться, стать невидимым, пока не отступит беда.

– Это отец, – прошептал Авось. – Он хочет, чтобы я схоронился в лесу.

Мальчик не собирался ослушаться. Но Незван, подаривший Авосю несколько минут, теперь, видимо, решил получить свой долг. Глаза Авося округлились – он уже некоторое время смотрел на воду, поджав губы. О, нет, ворон действительно вился в небе неспроста. Чистые, прозрачные, весело журчащие воды реки теперь замутились. И эти темно-красные завихрения в потоке реки было трудно с чем-либо перепутать.

– Кровь? – пролепетал мальчик. Чувствуя, что все внутри него немеет от страха, Авось ступил на берег. Кровь… Но не только. К нему плыл Незван. Долговязый обидчик сейчас плыл на спине, широко раскинув руки. Вот он зацепился за корягу, и его безвольное тело стало разворачивать. Глаза Незвана были широко раскрыты, а во лбу он нес жуткое украшение – стрела была непривычно толстая, и почти наполовину вошла в его голову. Авось вскрикнул. Чуть громче, чем следовало, но он еще никогда не видел насильственной смерти своего ровесника. Дети умирали от болезней, когда им не могли помочь даже волхвы. Но не так. Несколько последних лет, выпавших на сознательную жизнь Авося, были относительно спокойными. Поговаривали, что из-за покровительства дружины князя Олега. Авось его никогда не видел. Но сейчас этот таинственный князь не спас Незвана от смерти. Сейчас река его подхватит и потащит к водопаду, как будто он мертвый олень, кабан или иной дохлый зверь, а не мальчик, которого Авось сегодня назвал бывшей едой Злой Бабы, а потом обозвал дураком.

– Я его вытащу! – твердо проговорил Авось. И всхлипнул: – Я тебя вытащу, Незван.

А минутой ранее древлянский воин услышал крик ребенка. Он остановился – кричали от реки. Воина звали Комягой. Он не знал, дал ли ему это имя отец. Честно говоря, Комяга не знал точно, кто был его отцом. Но воевать с детьми ему не нравилось. Комяга участвовал в частых и выгодных вылазках за рабами, но вот так резать беззащитных щенков…

Он вздохнул: таков был приказ Мала, и Комяга вовсе не собирался перечить князю, но гораздо больше его пугала перспектива ослушаться их волхва. Комяга бесшумно прокрался к реке. Мальчик сейчас разговаривал с трупом. Взгляд Комяги потемнел. Он тихо положил стрелу на тетиву лука. Вот спина ребенка, прямо перед ним, и если сразу поразить сердце, мальчик даже не будет мучиться. Комяга поморщился. Ему вдруг стало жаль… стрелу. Лишней она в бою не бывает. А меч можно просто вытереть. Он еще раз поморщился. Меч бесшумно покинул ножны, и Комяга ступил на берег.

Судьба в этот день продолжала свои хитросплетения, и Авосю повезло снова. Ему повезло, что солнце стояло за его спиной. Авось уже зашел в воду по колено, но так и не смог дотянуться до Незвана. Мальчик раздумывал, как ему правильней поступить: доплыть до тела или воспользоваться какой-нибудь палкой. А потом все раздумья закончились. Авось увидел, как к нему со спины подползает грозная тень. Комяга тоже обнаружил, что ему не удалось остаться незамеченным, – предательская тень выдала его, и мальчишка оказался смышленым. Комяга взмахнул мечом и в следующий миг понял, что как ни жаль, а со стрелой все-таки придется расстаться. Мальчишка умудрился увернуться – правда смышленый, – и лезвие меча Комяги лишь обожгло ему правую щеку, нанеся достаточно глубокую рану. Что-то заволновалось на другой стороне реки. И вдруг как-то холодно стало Комяге. Но у него уже не было времени анализировать свои чувства. Мальчишка прыгнул в воду и поплыл. Вот он задел труп, и их обоих подхватило течение. Комяга вынул из колчана стрелу. Прицелился. Если до Белогуба дойдет слух, что он упустил ребенка… Комяга спокойно разжал пальцы. Стрела со свистящим шепотом покинула большой изогнутый лук. Ее полет был краток. Стрела вошла в спину мальчика, как раз когда тот делал взмах рукой. Комяга не хотел, чтобы ребенок мучился. Теперь же мальчишка умрет в страшных мучениях – если, конечно, еще жив, – захлебываясь водой. Река и пороги сделают свое дело.