Список семи - Марк Фрост Страница 25

– Да, Горацио. Еще более захватывающей картина становится, если вспомнить, что бог Гермес (древние греки отлично знали о существовании этих линий, можете нисколько не сомневаться) был не только богом плодородия, как и богиня Диана, но и богом дорог. Наши предки кельты, отдавая дань почитания Гермесу, ставили каменные столбы на пересечении наиболее важных дорог. Думаете, обычные указатели? А может, это были своеобразные проводники энергии Земли?

– Но кельты не поклонялись греческим богам, – возразил Дойл, не зная, что еще сказать.

– Верно. Но у кельтов был бог Тевтат, кельтский Гермес. После завоевания Британии Римом сам Цезарь удивлялся тому, как легко было убедить кельтов поклоняться Меркурию, то есть все тому же Гермесу. Тевтат всегда изображался с корзиной в руках, обвитой змеей, а Гермес и Меркурий – с жезлом.

– Только жезл обвивают две змеи, – заметил Дойл.

– А что символизирует жезл? – спросил Спаркс.

– Искусство врачевания.

– Вот именно. Представьте, что кому-то удалось подчинить себе змея, дракона или, иначе, силу Земли, – естественную силу, Дойл. Такой человек получает дар врачевателя. А что, если в мифологии кельтов дракон понимается не в буквальном смысле слова? Помните, какой дар обретает Георгий-Победоносец, "повергающий змея"?

– Ну, знаете ли, Спаркс…

– Дар врачевания болящих! Бесстрашный воин, вступая в битву с драконом, вонзает копье не в примитивного змея, как могли бы подумать, а в туго закрученное кольцо природных сил. Это все равно что подключиться к источнику неисчерпаемой энергии. Именно поэтому Георгий стал одним из главных канонизированных святых Англии. Энергия, Дойл, физическая энергия нашей планеты, которая пронизывает насквозь все и вся. А мы настолько слепы и заняты всякими пустяками, что даже не в состоянии осмыслить ее…

От этих рассуждений Спаркса у Дойла раскалывалась голова. "Может, под этими камнями пролегает мощная силовая линия, которая высасывает из меня все соки?" – усмехнулся про себя Дойл.

– А как впервые цивилизованное человечество попыталось использовать эту мощь Земли? Для чего возводились древние храмы? Думайте, Дойл, думайте!

Дойл силился ответить:

– Для жертвоприношений?

– Для врачевания! "Исцели больного, воскреси из мертвых!" Человек обращался к богу с этой мольбой, потому что в одном лице для него воплощались и врач, и бог. Совсем как два змея, обвившиеся вокруг силовой линии. Подумать только, Дойл! – возбужденно воскликнул Спаркс, будто сам поражаясь удивительному умозаключению. – Вы помните, кто был старшим сыном Гермеса?

– Простите, не помню, – сказал Дойл, вконец измученный.

– Бог Пан, бог земли и плодородия. Христиане его отвергли, считая Дьяволом, ибо старик Пан, любивший повеселиться, отличался невероятной сексуальностью, что в христианстве считалось одним из самых смертных грехов.

– Какая жалость…

– Бог Пан был ужасным озорником: ему доставляло удовольствие спрятаться в зарослях и, дождавшись появления одинокого путника, выскочить из засады и до смерти испугать бедолагу, которого охватывал панический страх.

– Извините, Джек, но я жутко хочу есть, – сказал вдруг Дойл. Пейзаж, несмотря на светлую буколическую красоту, казался ему угрожающе безлюдным.

– Ну разве не удивителен ум человека? – воскликнул Спаркс, пропуская мимо ушей жалобу Дойла. – Начав с простого камня на дороге, напомнившего нам о философии фэн-шуй, мы добрались до самого бога Пана. Может, от этой старой дороги действительно исходит энергия, а, Дойл? Я чувствую ее прилив!

Дойл вытер вспотевший лоб платком, едва слушая Спаркса, который с явным удовольствием вернулся к изначальной точке своих рассуждений.

– Если эта теория насчет силовых линий Земли справедлива, то как вы объясните тот факт, что дорога находится в столь плачевном состоянии? – вернулся к разговору Дойл, находя удовлетворение в своей язвительности.

– Ваше замечание, Дойл, выражает самую суть трагедии современного человека. Утратив связь с природой, мы полностью дискредитировали себя. Мы превратились в гостей в собственном доме и ведем себя по принципу: "После нас хоть потоп". Адски дымящие фабричные трубы Лондона, отравленный воздух, угольные шахты, похожие на преисподнюю, безжалостная эксплуатация детского труда… Человеческая жизнь теперь гроша ломаного не стоит. Эти руины красноречиво свидетельствуют о том, что наша цивилизация стремительно приближается к своему закату.

У Дойла звенело в ушах. От голода и жары, непривычной в это время года, он чувствовал тошноту. Странно, Спаркс почти перестал его раздражать. В глазах рябило, и за струящейся дымкой миража Дойл ничего не видел.

– Что это? – спросил он, обернувшись назад.

То спускаясь, то поднимаясь по волнистым холмам, они словно окунались в горячий воздушный поток. Как будто на них налетала птица с гигантскими крыльями, от ритмичных взмахов которых кружилась голова.

– Может, нам лучше уйти с этой дороги? – спросил Дойл.

– Нет, все в порядке, – спокойно ответил Спаркс.

– Вы в этом уверены, Джек? – переспросил Дойл.

– Уверен, – твердо произнес Спаркс.

Очень скоро у них за спиной послышался стук копыт. Лошадь неслась галопом, и когда она вынырнула из-за дрожавшей дымки миража, то оба путника увидели, что это всадник в черном плаще. Натянув поводья, всадник перешел на рысь. Дойл еще издали узнал во всаднике возничего Барри.

– Ба-а, да это же Барри. Не так ли, Джек? – улыбаясь, спросил Дойл.

– Нет, это не Барри, – сказал Спаркс, направляясь навстречу всаднику.

Всадник спешился. "Нет, это все-таки Барри, – решил Дойл, пристально вглядываясь в лицо парня. – Опять шуточки Спаркса".

– Молодчина, Ларри, теперь нам можно не волноваться, – сказал Спаркс, пожимая руку молодого человека.

– Глаз у меня вострый, сэр. И беспокоиться вам ни к чему, – сказал Ларри.

"Нет, это Барри", – по-прежнему считал Дойл.

– Ларри имеет в виду, что нашел нас по ягодам и зернам, которые я разбрасывал по дороге, – пояснил Спаркс. – Лучшего следопыта, чем Ларри, не найти во всей Англии.

– След-то был яснее ясного, – скромно добавил Ларри.

"Этот парень тоже из Ист-Энда, – подумал Дойл, – и, как и Барри, такой же ловкий и сильный на вид. Курчавые русые волосы и веселые голубые глаза точно как у Барри. Хотя почему "как у Барри"? Это он и есть", – поправил себя Дойл, все еще убежденный, что видит перед собой именно Барри.

– Ларри и Барри – братья, – улыбнулся Спаркс, насмешливо поглядывая на Дойла, – братья-близнецы.

– Точно так, сэр, всегда ими были. Только Барри наградили шрамом, сэр, которого на моей физиономии нет, если вы изволили заметить, – пришел на помощь Ларри, в доказательство повернувшись к Дойлу в профиль.