Лавка дурных снов - Стивен Кинг Страница 25

– Я сам сколько раз наблюдал, как эти уродцы кружат над определенным местом на дороге, а потом, через день-два, там происходила авария со смертельным исходом, – сказал Каслоу. – Я понимаю, похоже на бред, но во Флориде любой дорожный полицейский скажет вам то же самое.

Судья Бичер почти каждый раз видит грифов-индеек на этом маленьком безымянном островке. Наверное, для них он пахнет смертью. И почему нет?

Он идет по тропинке, которую сам же и протоптал за долгие годы. Он посмотрит на дюну на другой стороне островка, где на пляже песок, а не галька вперемешку с битыми ракушками, потом вернется к лодке и выпьет бутылочку холодного чая. Может, даже вздремнет на утреннем солнышке (он сейчас много спит, как, наверное, все девяностолетние старики), а когда проснется (если проснется), вернется домой. Он убеждает себя, что дюна будет обычной дюной, чистым и ровным песчаным холмом, но в глубине души уверен: это не так.

И проклятые грифы тоже об этом знают.

Он долго стоит на песчаной стороне, заложив за спину руки и сцепив искривленные возрастом пальцы в замок. Спина болит, плечи болят, ноги болят; а сильнее всего болит живот. Но сейчас он об этом не думает. Может, позже подумает, но не сейчас.

Он смотрит на дюну и на то, что написано на песке.

Энтони Уэйленд прибывает в особняк Бичера «Пеликан-Пойнт» ровно в семь часов вечера, как было оговорено. Судья всегда ценил пунктуальность – как в зале суда, так и в частной жизни, – а малыш пунктуален. Бичер напоминает себе, что нельзя называть Уэйленда малышом в лицо (хотя здесь, на Юге, вполне приемлемо обращение сынок). Уэйленду еще не понять, что для девяностолетнего старика всякий мужчина моложе шестидесяти выглядит как мальчишка.

– Спасибо, что приехали, – говорит Судья, провожая Уэйленда к себе в кабинет. Они одни, Кертис и миссис Райли давно разъехались по домам в Нокомисе. – Вы принесли необходимые документы?

– Да, конечно, господин судья. – Уэйленд открывает большой портфель и достает толстую стопку бумаг. Это не веленевая бумага, как в прежние времена, но все равно очень качественная и плотная. На верхнем листе напечатано зловещим жирным шрифтом (такой шрифт всегда наводит Судью на мысли о надгробиях): «Завещание ХАРВИ Л. БИЧЕРА».

– Признаться, меня удивило, что вы не подготовили документ сами. Вы явно лучше меня разбираетесь в наследственном праве штата Флорида. Вы, наверное, забыли больше, чем знаю я.

– Вполне возможно, – сухо отвечает Судья. – В моем возрасте многое забывается.

Уэйленд краснеет до корней волос.

– Я не имел в виду…

– Знаю, что вы имели в виду, – говорит Судья. – Я не в обиде, сынок. Но раз вы спросили… знаете старую поговорку, что человек, выступающий собственным адвокатом, получает в клиенты дурака?

Уэйленд улыбается.

– Знаю и часто ею пользуюсь, когда выступаю общественным защитником и какой-нибудь скот, избивший жену, или водитель, сбежавший с места аварии, заявляет, что ему никакой адвокат не нужен и он сам будет защищаться в суде.

– Я так и думал, но вот полная версия: юрист, выступающий собственным адвокатом, получает в клиенты круглого дурака. Верно для уголовного, гражданского и наследственного права. Может, перейдем к делу? Время не ждет.

Он имеет в виду не только сегодняшний вечер.

Они переходят к делу. Миссис Райли оставила кофе без кофеина, но Уэйленд предпочитает кока-колу. Он аккуратно записывает все, что судья Бичер сухо и деловито диктует ему, внося изменения в старые пункты своего завещания и добавляя новые. Самое главное изменение: четыре миллиона долларов отходят Обществу защиты природы и пляжей округа Сарасота. Чтобы вступить во владение наследством, его представители должны добиться от законодательного органа штата, чтобы определенный крошечный островок у побережья «Пеликан-Пойнт» был навсегда объявлен заповедником дикой природы.

– С этим проблем не будет, – говорит Судья. – Можете подготовить для них документы. Я предпочел бы pro bono [8], но, разумеется, этот вопрос остается на ваше усмотрение. Все решится за одну поездку в Таллахасси. Это крошечный островок, там ничего не растет, кроме чахлых кустов. Губернатор Скотт и его шайка будут в восторге.

– Почему, господин судья?

– Потому что когда защитники природы придут к ним в следующий раз клянчить денег, им будет сказано: «Старый судья Бичер оставил вам четыре миллиона, так что давайте, ребята, идите лесом, и осторожнее, чтобы по заднице не стукнуло дверью».

Уэйленд согласен, что скорее всего так и будет, и они переходят к следующим пунктам завещания.

– Когда я подготовлю чистовик, нам понадобится нотариус и два свидетеля, – говорит Уэйленд, закончив с документом.

– Лучше заверить уже имеющийся экземпляр, для подстраховки, – советует Судья. – Если со мной что-то случится в ближайшее время, завещание останется в силе. Его никто не оспорит; я пережил всех.

– Очень мудрая предосторожность, господин судья. Лучше все сделать сегодня вечером. Как я понимаю, ваша экономка и мажордом…

– Появятся только завтра в восемь утра, – говорит Судья, – но я займусь этим вопросом в первую очередь. Гарри Стейнс, нотариус на Вамо-роуд, не откажется зайти ко мне утром по дороге в контору. Он мне кое-чем обязан. Оставьте завещание у меня, сынок. Я запру его в сейфе.

– Я должен хотя бы удостовериться…

Уэйленд умолкает, глядя на протянутую старческую руку. Когда судья Верховного суда штата (даже вышедший в отставку) протягивает тебе руку, никаких возражений быть не может. Какого черта, это всего лишь исправленное завещание, которое скоро заменится чистовым экземпляром. Он отдает Судье незаверенное завещание и наблюдает, как тот встает (с трудом), подходит к стене и сдвигает пейзаж с парком Эверглейдс. Картина поворачивается на потайных петлях. Судья набирает код, не пытаясь прикрыть сенсорную клавиатуру, и кладет завещание поверх большой, небрежно сложенной стопки наличных. Во всяком случае, Уэйленду кажется, что это наличные. Боже!

– Ну вот! – говорит Бичер. – Все готово. Осталось только нотариально заверить. Может, отметим? У меня есть очень хорошее виски.

– Ну… думается, один стаканчик не повредит.

– Раньше мне никогда не вредило, но те времена уже в прошлом, так что, простите, компанию я вам не составлю. Кофе без кофеина и слабенький сладкий чай – самое крепкое, что я себе позволяю. Проблемы с желудком. Лед?

Уэйленд показывает два пальца, и Бичер кладет в стакан два кубика льда с церемонной неторопливостью, свойственной старикам. Уэйленд делает глоток, и у него на щеках сразу же проступает румянец. Характерный румянец человека, который всегда не прочь выпить, думает судья Бичер. Уэйленд ставит стакан на стол и интересуется: