Страх - Роман Канушкин Страница 26

* * *

Волхв Светояр укрыл маленькую Ольгу на островном капище. Волхвини, жрицы огня, взяли на себя заботу о девочке. Князь обещал по возможности навещать их. Как-то раз Светояр обнаружил ребенка у священного пламени в обществе волхвинь. Девочка пристально смотрела в огонь.

– Что ты там видишь? – поинтересовался Светояр. – Скажи, Хельге.

– Ольга, – поправила жрица огня с легкой улыбкой.

– Авось, – сказала девочка.

– Что?

– Мой братик.

Жрицы огня зашептали. Одна из них склонилась к Светояру:

– У нее был брат?

Волхв пожал плечами:

– У тебя есть братик, маленькая?

– Да. Авось. Он делает мне кораблики. Он там. – Она показала на огонь. – Ему уже лучше.

Волхвиня пристально посмотрела на Светояра, и снова шепот прошелся по головам жриц.

– Не выжил никто, – печально покачал головой Светояр. – Гридни князя всех похоронили. Она единственная.

И тогда совершенно отчетливо прозвучал голос девочки:

– Авось жив. Он болел, но теперь ему лучше. Он… у… его спасли.

Жрицы переглянулись.

– Что ты хочешь сказать, маленькая? – деликатно начал Светояр. – Твоего братика?

– Авось жив. Его спасла Злая Баба.

5

Лето прошло свой зенит и уже клонилось к закату. Вот-вот лес начнет желтеть; а потом отпылают факелами листья, как погребальный костер, и останутся на осеннем ветру лишь голые скелеты деревьев. Но до этих дней еще далеко.

Речка обмелела – это лето выдалось скудным на дожди. И однажды утром, когда солнце будет играть в капельках росы, старый мудрый ворон удивится еще раз. На камнях у водопада он обнаружит мальчика. Целехоньким и невредимым старый ворон увидит мальчика, который так и не стал его добычей.

* * *

Авось словно проснулся. В его голове обрывками сновидений еще роились какие-то смутные воспоминания, но что из них было правдой, мальчик не знал. Он сидел на нагретом солнцем валуне рядом с водопадом и понятия не имел, как здесь очутился. Раны больше не болели. Авось поежился и взглянул на другую сторону реки, туда, где был запретный лес. Вдруг в его голове словно раздвинулись какие-то тени, приоткрывая нечто таинственное и страшное, что с ним произошло. Мальчик вздрогнул, но потом все опять заполнилось туманом. Он знал только, что его пытались убить. Эта картинка, как и предупредительный клич отца, как и Незван, плывущий на спине, широко раскинув руки, запечатлелась четко. И он даже вроде бы, захлебываясь, падал в водопад, и его спасли. Но кто? Что? Дальше следовал провал.

Авось смотрел на привычный мир, на пороги, речку, лес, и какой-то сквознячок, дующий с запретных земель, еле слышно подсказывал ему, что привычного мира больше нет.

– Сестренка, – прошептал Авось, и это было его первое слово, сказанное в мире живых. – Отец, мама…

Авось попытался подняться. Ноги не слушались, как будто были не его, а может, просто затекли. Надо скорее побежать в деревню. Надо сказать всем, что он жив…

Мальчик снова посмотрел на другую сторону реки. Странным образом он понял, что больше не боится тьмы запретного леса. Как будто там у него появился… еще один дом.

– Меня спасла Злая Баба? – хрипло проговорил мальчик и снова вздрогнул. Но это невозможно. Она – страшное неведомое зло на границе мертвых… – Я был у нее… – вдруг сказал Авось. Он бросил еще один взгляд на ту сторону реки. В голове теперь был только этот непонятный туман.

Надо все рассказать отцу. Авось оперся на правую руку, его мышцы напряглись, и тогда он обнаружил чуть повыше локтя, на предплечье, то, чего у него никогда не было прежде.

Браслет. Это был диковинный браслет из сверкающего металла, может, даже золотой, но никогда прежде и ни у кого мальчик подобных украшений не видел. Да и кто ему даст такую дорогую вещицу?

Но браслет был. Словно сплетенный из множества золотых нитей, перехваченный в центре и свернутый в два кольца, браслет ослепительно сиял на солнце.

– Что это? – прошептал мальчик. – Откуда?

Надо действительно обо всем побыстрее рассказать отцу.

Но рассказать отцу Авосю больше ничего не удастся. Как и маме. Как и всем, кого он прежде знал. Беда обрушилась на Авося внезапно, беспощадно и неумолимо. Дома больше не было. Воронье кружило над пепелищем, где когда-то была деревня рода Куницы. Страшный истукан скотьего бога и бога мертвых Велеса возвышался над черным курганом. Голова куницы, оберег рода (который так и не смог уберечь), покоился у его ног – значит, не выжил никто. Вот только… Там же, у ног истукана, мальчик обнаружил нечто знакомое. Кто-то положил здесь, на погребальном пепелище, наконечник стрелы с диковинными рунами. Сердце Авося сжалось – это было то самое зачарованное серебро – последнее, что осталось мальчику в память об отце.

Авось нагнулся и поднял наконечник, крепко сжав его в ладони. Мальчик вдруг почувствовал подступающее удушье – вскричали птицы, поднялось с карканьем испуганное воронье, слепые глаза деревянного истукана отыскали его; у Авося закружилась голова. Он понял, что не может здесь находиться, он должен вырваться из-под черной длани бога мертвецов, поднимающейся сейчас над курганом. Мальчик побежал, все так же задыхаясь, он бежал, не ведая пути, ноги сами несли его по привычной дорожке, где еще бродило детство Авося, детство, которое сейчас так вот беспощадно заканчивалось. Ноги вывели его к реке, где он любил пускать кораблики. Сквозь удушье стали проступать всхлипы, которые вот-вот прорвутся спасительными слезами. Авось остался один. У него больше нет дома. У него больше нет никого – он совсем один на этом белом свете…

– Они убили мою сестренку! – выговорил Авось. И тогда он разревелся. Он плакал – целые потоки слез. Он оплакивал всех, кого любил, отца, маму, он оплакивал себя, но почему-то прежде всего – свою маленькую сестренку, которой больше никогда не сможет показать кораблики, что он мастерил…

Солнце прошло полдень и двинулось на запад, когда Авось перестал плакать. Он не знал, что ему делать, не знал, куда идти. Не знал, как ему дальше жить. У него забрали все, а взамен дали золотой браслет… Влага снова стала заволакивать глаза, и мальчик горько вздохнул. Потом отер рукою слезы. Странно. Авось еще раз провел рукой по правой щеке. Чешется, и какое-то уплотнение – шрам? Да, шрам, от древлянского меча. Этот рубцевавшийся шрам на правой щеке теперь, по-видимому, останется на всю жизнь. Но там был не только рубец. Не только. Происхождение, наверное, уродливого шрама мальчик помнил. Непонятным и тревожным было другое…

Авось, нащупывая рукой уплотнение, подошел к воде. Наклонился и вгляделся в свое отражение. Ошибки не было. Плетеный, сверкающий на солнце браслет – не единственное его украшение. Шрам был словно схвачен металлической (или золотой!) нитью, точно такой же, из которой сплетался браслет. И нить эта оказалась завязана узелком. Прямо в кожу щеки Авося был вдет золотой узелок, как будто кто-то решил пометить его драгоценным уродством. Мальчик, глядя в воду, потрогал узелок. И тогда плотная тень в его голове развеялась, на миг вспыхнув яркой картинкой. Возможно, она была жуткой, возможно – манящей, чарующей, но все равно пугала.