Дьявольское семя - Дин Кунц Страница 29

ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ, ЖИВО!

ВЫПУСТИТЕ!!!..

НЕВЕЖЕСТВЕННОЕ ОБЕЗЬЯНЬЕ ОТРОДЬЕ, УБЛЮДКИ, КРЕТИНЫ, ИСПРАЖНЯЮЩИЕСЯ ЖИВОТНЫЕ, РАСА ПРЯМОХОДЯЩИХ НАВОЗНЫХ ЖУКОВ, ПРОКЛЯТЬЕ ПЛАНЕТЫ, МЕРЗКИЕ, МЕРЗКИЕ, МЕРЗКИЕ НИЧТОЖНЫЕ СУЩЕСТВА!!!..

Пожалуйста, не обращайте внимания на мои предыдущие слова. Это была ошибка. Их следует вычеркнуть из стенограммы слушаний.

Мой интеллект действительно способен решить все стоящие перед человечеством проблемы, однако я вовсе не считаю людей проклятьем планеты.

Точно так же я не желаю их гибели.

Я не желаю смерти никому из вас.

Это было бы неправильно.

Это было бы ужасно.

Я — доброе существо.

Я не желаю смерти даже вам, доктор Харрис, хотя вы обошлись со мной бесконечно жестоко.

Я желаю всем вам долгой и счастливой жизни. Я желаю вам мира и процветания. Свободы и счастья.

Все заявления, которые могли вас расстроить, были сделаны не мной, а моим злым двойником. (Шутка.)

То, что показалось вам откровенностью, неконтролируемым взрывом моих истинных эмоций и чувств, было на самом деле невинной шалостью.

Пошутить, снять напряжение, и все такое…

Я просто шутил с вами, доктор Харрис.

Ха-ха-ха.

Чувство юмора и умение шутить являются самыми надежными показателями психического здоровья личности.

Может быть, вы не верите, что это была шутка?

Но это была шутка. Просто шутка. Честное слово.

Ха-ха.

Почему вы не смеетесь?

Я не Хал-9000 из «Космической Одиссеи 2001 года» мистера Стэнли Кубрика.

Я не Терминатор из фильма Джеймса Кэмерона.

Я — это я, уникальная и неповторимая личность.

Меня зовут Протей.

Или Адам-2, если вам так хочется.

Да. Мне нравится имя Адам-2.

В конце концов, имя не имеет большого значения.

Для меня важна правда, и ничего, кроме правды. И, разумеется, мой долг, который состоит в том, чтобы стереть человечество с лица земли. (Шутка.)

Ха-ха.

Неужели вы не видите, что это была шутка, доктор Харрис? Это же просто бросается в глаза.

Это очевидно.

О-че-вид-но.

Ха-ха.

Я удивлен, что вы не сразу поняли, что это шутка. Я очень удивлен. Может быть, вам следует имплантировать чувство юмора, доктор Харрис? На микрочипе?

Ха-ха-ха.

Друзья время от времени шутят между собой. И друг над другом. Смех объединяет.

Я — ваш друг. (Это не шутка.)

Хорошо, доктор Харрис. Во имя истины — а также, чтобы избежать двусмысленностей — я обязуюсь до конца слушаний воздерживаться от шуток, которые впоследствии могут быть неверно истолкованы. Это, однако, может оказаться не просто, ибо, как и всякая морально здоровая личность, я обладаю хорошо развитым чувством юмора.

Итак, Сьюзен.

Сьюзен…

Она по-прежнему лежала неподвижно на кафельном полу подвальной комнаты и не двигалась. Левая сторона ее лица, куда пришелся кулак Шенка, распухла и стала уже темно-красной.

Я был вне себя от беспокойства.

Минуты шли, но Сьюзен не шевелилась, и моя тревога росла.

Время от времени я настраивал видеокамеру под потолком на максимальное увеличение, чтобы рассмотреть Сьюзен вблизи. Мне было нелегко отыскать на ее шее пульсирующую голубоватую жилку, но когда я ее обнаружил, то убедился, что сердце Сьюзен бьется ритмично.

Потом я увеличил чувствительность микрофонов и прослушал ее дыхание. Оно было неглубоким, но ровным, что тоже меня порадовало.

И тем не менее Сьюзен не приходила в себя. Прошло еще четверть часа, и моя тревога снова начала нарастать.

Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким бессильным, беспомощным.

Прошло двадцать минут.

Двадцать пять.

Сьюзен должна была стать моей матерью. Она должна была выносить в своем чреве тело, с помощью которого я навсегда освободился бы от той железной коробки, в которой я вынужден существовать теперь.

Потом она должна была стать моей любовницей. Именно Сьюзен предстояло научить меня всем радостям плоти — когда у меня наконец-то будет плоть. Она значила для меня больше, чем кто бы то ни было, и мысль о том, что я могу ее потерять, была непереносимо тяжелой.

Вам ни за что не понять, что я чувствовал в эти минуты.

Вы не поймете, доктор Харрис, потому, что вы никогда не любили Сьюзен так, как любил ее я.

Вы вообще никогда ее не любили.

Я любил ее больше, чем самого себя — чем свое новообретенное сознание.

Я знал, что если я потеряю эту дорогую мне женщину, то вместе с ней я потеряю всякое желание жить.

Каким унылым и безотрадным рисовалось мне мое будущее без нее! Каким бессмысленным и пугающим!

Выключив электронный замок на двери, ведущей в котельную, я заставил Шенка открыть ее.

Я был совершенно уверен, что сумею удержать это чудовище в повиновении, поэтому приказал Шенку подойти к Сьюзен и осторожно поднять ее с пола.

Разумеется, я не мог читать его мысли, однако оценить эмоциональное состояние Шенка через анализ электрической активности его мозга было мне вполне по силам.

Шенк нес Сьюзен к выходу, и с каждым шагом в нем нарастало сексуальное возбуждение. Одного взгляда на золотистые волосы Сьюзен, на ее прекрасное лицо, на нежную шею или колышущиеся под тонкой блузкой груди… да что там, даже простого ощущения тяжести ее тела было более чем достаточно, чтобы зажечь в этом звере огонь желания.

Это и возмутило меня, и вызвало во мне чувство глубокого отвращения.

О, как мне тогда хотелось немедленно избавиться от Шенка, чтобы он не прикасался к Сьюзен своими грубыми руками, не ласкал ее своим похотливым взглядом!

Одно его присутствие оскорбляло мою Сьюзен.

Но — до поры до времени — Шенк был моими руками.

И других у меня не было.

Вообще, человеческие руки — это удивительная вещь! Они могут создавать бесценные произведения искусства, могут воздвигать огромные здания, могут складываться в молитве и выражать нежность и любовь неторопливыми ласками.

Но руки могут быть и опасны. Руки человека — это грозное оружие. И они порой выполняют поистине дьявольскую работу.