Маска Ктулху - Говард Филлипс Лавкрафт Страница 29

Члены жюри присяжных переглянулись.

— Вы можете их описать? — спросил коронер.

— О, я таких никогда не видел. Как у огромной лягушки. Лапы с перепонками, только большие, просто огромные, и какие-то необычные — да, джентльмены, совершенно необычные. Поверьте, я таких в жизни не видывал, а уж запах! Как на берегу моря. Разумеется, в ту ночь стоял туман, и входная дверь была открыта, да только запах был такой сильный… и пахло как-то странно, вроде бы зверем. Вот так я стоял и смотрел на следы. Потом вспомнил о Хольме. Заставив себя встряхнуться, я побежал к телефону. Он, видимо, ждал моего звонка, поскольку сразу снял трубку. Я сказал: «У тебя все получилось, Хольм. Ко мне приходил твой зверь. У меня тут повсюду его следы». Вот что я сказал Хольму. «Ты его видел?» — спросил он. «О нет, слава богу, — ответил я. — Только следы и еще его запах. Этого мне вполне достаточно». Я услышал, как он засмеялся. Потом он сказал: «Жаль, что ты его не видел. Теперь слушай, что мы будем делать дальше — мы снова вызовем зверя. Я хочу на него посмотреть, а потом отправлю обратно в море». Внезапно он замолчал, и я спросил, все ли с ним в порядке. «У меня за дверью кто-то скребется, — ответил он. — Подожди минуту… о господи, клянусь святым Георгием, он входит в дом!» И он уронил трубку.

Лансинг немного помолчал, затем с трудом сглотнул и крепко сжал руки.

— А потом, джентльмены, потом… я услышал вопль, ужасный вопль. Послышался грохот падающей мебели, треск, звук разрываемой ткани… а затем я услышал жуткие утробные звуки, словно кваканье огромной лягушки.

Лансинг вновь замолчал.

— Я кричал в трубку, но Хольм мне не ответил. Мне никто не ответил. Слуги дома не было, у него был выходной. Я кричал, звал Хольма, но вместо ответа до меня доносились жуткие чавкающие звуки, словно… словно кто-то ел. И тогда, джентльмены, я вызвал полицию. Я встретил полицейских перед домом Хольма, и мы вместе зашли внутрь. Входная дверь была открыта, и… джентльмены, там повсюду были следы, точно такие же, как и у меня в доме, и тоже пахло водой и водорослями. Следы вели наверх, к дверям библиотеки.

Там мы и нашли Хольма. Он был мертв. Его словно… разорвали на куски. От него мало что осталось. Я не мог туда смотреть, джентльмены, ведь он был моим лучшим другом. Я опрометью выбежал из библиотеки и спустился в холл, где запах был не таким сильным.

Через некоторое время я вернулся и показал полицейским на телефон — трубка валялась на столе, как Хольм ее и оставил. Там же лежала и книга.

Затем я вместе с полицейскими пошел по следам. Они вели через заднюю дверь в сад, где глубоко впечатались в землю — видимо, зверь был огромным и тяжелым, — потом следы вели к садовой ограде, а оттуда — к морю. Там мы их потеряли.

Лансинг вздрогнул всем телом и замолчал, переводя взгляд с коронера на членов жюри и обратно.

Коронер, казалось, обдумывал услышанную историю.

— Разумеется, — сказал он наконец, — вы сознаете, как мы относимся к тому, что только что от вас услышали, несмотря на предоставленные доказательства. Мне непонятно одно. Вы сказали, что Хольм сообщил вам слова заклинания, с помощью которых вы могли оградить себя от нападения зверя и отправить его обратно в море. Так почему же вы этого не сделали?

Лансинг вскинул голову.

— О да, да, он дал мне заклинание.

— В таком случае если на зверя так действовали слова заклинания, то почему он, выйдя из моря — как приказал ему Хольм, — не ушел обратно, как велели ему вы, а набросился на Хольма?

В комнате повисла мертвая тишина.

Дрожащими руками Лансинг полез в карман и вынул оттуда сложенный вдвое мятый листок бумаги. Затем водрузил на нос очки и углубился в чтение. Через некоторое время он раскрыл лежащий перед ним старинный фолиант.

И вдруг он слегка вздрогнул и нервно оглядел комнату.

— Я сам об этом думал, — сказал он. — Наверное, я что-нибудь перепутал. Я сейчас снова сверился с книгой, чтобы проверить слова заклинания. Понимаете, Хольм сам переписывал их для меня. Вот они, на этом листке бумаги. А теперь если вы заглянете в книгу, то увидите, что заклинание, вызывающее зверя из моря, написано на странице тридцать два, а заклинание, отправляющее его обратно, начинается в конце страницы тридцать три и заканчивается на странице тридцать четыре. Но если вы заглянете чуть дальше, то увидите, что в конце тридцать пятой страницы есть еще одно заклинание, которое заканчивается на странице тридцать шесть. Сравните их — они читаются почти одинаково. Хольм, когда переписывал для меня защитное заклинание, случайно перевернул две страницы вместо одной. Хотя заклинания начинаются одинаково, заканчиваются они совершенно по-разному. Джентльмены, это два абсолютно разных заклинания! Хольм хотел дать мне то, что отправляет зверя обратно в море, но в спешке не заметил, что ошибся страницей. Заклинание, которое я получил, приказывало зверю напасть на человека, вызвавшего его из моря!

Большинство людей склонны судить о своих ближних только по их внешнему облику, распространяя подобное отношение на все аспекты жизни. Мне иногда кажется, что мы слишком часто считаем непреложным законом любое научное толкование явлений, даже не пытаясь в этом усомниться. Между тем научные законы меняются и нарушаются почти каждый день; на смену старым теориям и концепциям приходят новые, которые, в свою очередь, заменяются еще более новыми теориями, основанными на столь же якобы бесспорных фактах.

При всем том объяснение многих недавно сделанных открытий уходит корнями в доисторические времена; несомненно, подобным примером может служить так называемая «загадка Мэлверна». Она все еще не разгадана, ибо до сих пор никто не может толком объяснить, кто скрывался в старинном соборе Хайдстолл, как он туда попал и что это было за существо.

Эта история началась в тот момент, когда однажды ночью в дверь моей квартиры — она же приемная — забарабанил линвольдский констебль Джон Слейд. Когда я высунулся в окно, он сообщил, что привел пациента Джеффри Мэлверна к доктору Уильяму Карри. «Спятил наш Мэлверн», — сказал мне констебль. Я быстро оделся, спустился вниз и помог констеблю провести молодого человека в мой кабинет, поскольку Мэлверн, хотя и держался на ногах, находился на грани обморока; упав в кресло, он закрыл лицо руками и застыл, вздрагивая всем телом, словно только что пережил глубокое потрясение.

Я взглянул на Слейда, который стоял, задумчиво поглаживая щетину на подбородке. Видимо, мои глаза выдали вопрос, готовый сорваться с языка, поскольку констебль лишь покачал головой и беспомощно развел руками — обнаружив Мэлверна в состоянии сильнейшего шока, он немедленно доставил его ко мне. Подойдя к Джеффри, я мягко взял его за плечо.

Он застонал, но в следующую минуту отнял руки от лица и взглянул на меня. Я не мог сдержать удивления: трудно было поверить, что это осунувшееся, мертвенно-бледное, испачканное грязью лицо с неестественно сверкающими, безумными черными глазами принадлежало сыну лорда Мэлверна. Молодой человек меня не узнавал; выражение его лица и остановившийся взгляд говорили о том, что он продолжает видеть кого-то или что-то, запечатленное в его сознании; он конвульсивно стискивал руки и беззвучно шевелил губами.