Большая книга ужасов 2015 - Екатерина Неволина Страница 29

…Дикая кошка не станет лазить по помойкам – она возвращается, набив живот маленькой птичьей смертью…

Никогда.

Не смейся.

Над кошкой.

* * *

Ника тихонько пробиралась вперед, старые доски чуть проседали под ногами. Коридор уперся в стеклянную дверь. Видно было, как с той стороны мигает длинная голубая трубка.

Почему-то подумалось про морг.

Голубой свет, как в морге.

– Я никогда не была в морге, – сказала самой себе Ника.

Откуда я это знаю? Откуда я знаю, а вдруг мы умираем с каждым прожитым днем, ложимся в могилу старого календаря и его странички, желтея, засыпают наши тела?

Ника потрясла головой.

Ну что за чушь могильная в голову лезет, а?!

Сквозь стекло она увидела уходящие вдаль металлические столы – и на каждом действительно неподвижно лежала она сама. Тринадцать лет, десять, шесть – она становилась все меньше, младше… Она уже не узнавала себя в девочках с бумажными лицами, с синими запекшимися губами. Из-под мертвых век медленно сочился туман.

– Девочка любит кошек, кошки любят девочку.

Ника вздрогнула.

Она готовилась, но все равно вздрогнула.

Высокая черная фигура появилась между столов.

– Я уже устал ждать тебя, Ника. Заходи же скорей. Какое зеркало ты выберешь?

Только теперь Ника поняла, что смотрит в зеркало, а не в простое стекло. Металлический зал смазался, поплыл, стекло покрылось изнутри молочной изморозью.

Ей было очень страшно.

Она вспомнила Льва, его глаза, дыхание, голос – и медленно потянула ледяную ручку зеркальной двери…

* * *

Тишка шла опустив голову, в странном оцепенении. Лес кончился. Казалось, она шагает внутри ледяного скафандра. Или внутри хрустального гроба.

Она перестала бояться, когда вылезла из могилы на дорожку. Она очень устала. Ей было все равно.

Но кошка заставляла ее идти.

Тишка несколько раз падала, кошка маячила перед лицом, урчала, терлась о щеку узкой шелковистой мордой. Заглядывала в глаза огромными золотыми глазищами. Вертикальный узкий зрачок ее расширялся. И Тишка вставала. Ей казалось, что кто-то зовет ее, только беззвучно. А кошка была этим голосом, дотянувшимся из невероятного далека.

Голос не был ни добрым, ни злым.

Он был настойчивым.

Голос был магнитом, а Тишка – железкой.

Один раз она отказалась встать. Она хотела лежать щекой на тропе и разглядывать песчинки. Попадались забавные, странных форм, похожие на маленькие каменные лица. Чем дольше она всматривалась в песок, тем крупнее становились песчинки, каменные лица приближались, готовые с шуршанием сыпаться в рот, заполнить ее пустой череп.

Левую руку резануло остро и горячо.

Тишка медленно перевернулась на спину, поднесла ладонь к глазам. На ней красовались глубокие следы острых когтей.

Она покосилась на кошку. Та коротко муркнула, прищурила глаза. Тишка уставилась в небо. Над ней шли странные серо-рыжие облака. Присмотревшись, она поняла, что облака тоже набиты песком. Вот-вот разразится шипящий песчаный дождь.

Надо идти.

Она тряхнула саднящей ладонью. Капля сорвалась и упала ей прямо в глаз.

– Ай! – прошептала Тишка.

– Быстрее, – приказал невидимый голос в голове. – Иди ко мне. Я жду.

Тишка поднялась и увидела перед собой город в красноватой дымке.

Реку и улицу.

Она встала и пошла по засыпанной песком набережной.

* * *

Комната оказалась огромной. Сумрачная, с темными углами, заставленная массивной древней мебелью.

Ника покосилась на черное пианино, покрытое трещинами и разводами. На крышке сидела кукла. В белом платье, с оторванной рукой и сиреневыми волосами. Кукла следила за ней одним глазом, вместо второго чернела дыра.

Ника поскорей отвернулась.

По центру притягивал внимание обширный квадратный стол, заставленный и заваленный книгами. У стола – старое рассохшееся кресло. По стенам – глубокие мореные шкафы, набитые потрепанными томами. На подоконниках, на полу, на стульях – всюду книги, книги, книги. Она тронула одну, с шершавой желтой бумагой, раскрытую на середине. На странице улыбался череп, обвитый змеей. Не книга, а портал в неведомый мир.

Еще в комнате было четыре зеркала.

Или четыре окна.

В правом сквозь шторы просвечивало солнце. В левом шевелил ветками ночной тополь, царапал по стеклу когтистой лапой. Сзади спину холодило молочное окно – дверь, через которую она только что вошла. Там недавно сиял голубым замороженным светом морг. А впереди – дождливое, полное дрожащих капель.

– Не верь этому своему Льву. – Белое лицо с черными провалами глаз прилипло к мокрому стеклу с той стороны. Рыжеволосая тонкая девушка в бледной длинной рубашке протянула гибкую руку в форточку, пошарила, со стуком раскрыла створки. В комнату обрушились капли, запах сырой земли. Рыжеволосая скользнула внутрь, тряхнула мокрой гривой, устроилась на подоконнике.

– Если твой Лев – вампир, то ты знаешь: вампирам верить нельзя. Что в них есть, кроме пары литров чужой крови? Тьфу, пакость. Вдобавок он и здесь тебя обманул: он не вампир, твой дурацкий серебряный мальчик. Он просто мертвый идиот. Что он понимает в чужой крови? – Тут рыжая поднесла к лицу белую руку, обнюхала ладонь и слизнула с когтей черные капли. – Он, пожалуй, может отличить мертвую кровь от живой, но это мы все умеем с закрытыми глазами. Тут не надо быть вампиром… а-ах ты гадина!

Она быстро поджала ноги, Ника крупно вздрогнула. Откуда-то вынырнул Джучи, осторожно приблизился к окну, к натекшей на пол лужице.

– Это ты его привела?! Да ты рехнулась!

– Джучи, уйди! Не тронь!

– Убери его!

Ника подхватила кота.

«Они будут заговаривать тебе зубы, пугать, морочить, менять лица, – зазвучал внутри голос Льва, – а ты просто тверди свое – что ты хочешь получить портрет. Портрет – и точка. Он не сможет тебе отказать. Но будь осторожна, не слушай его, соглашайся только на мой…»

– Я вообще-то хочу поменяться портретами… – осторожно начала Ника.

Джучи своенравно вывернулся из рук, скользнул за шкаф, мимо страшного подоконника. Ника боялась, очень боялась, но помнила, что говорил Лев. А он говорил – будут пугать специально. Но никто не посмеет ее тронуть. Если она войдет в молочную дверь, она будет под защитой. Значит, надо просто это как-то перетерпеть, переждать… Вон Джучи – такой маленький, а не боится. Значит, и она не боится… Зачем смотреть на ее когти? Тем более в лицо? Лучше вниз, на разбросанные книги… а можно вообще повернуться к другому окну.