Штурвал тьмы - Дуглас Престон Страница 3

— Это также и решение настоятеля?

Поначалу не было никаких признаков движения. Сторонний наблюдатель даже мог принять иссохшего, дряхлого старца с бессмысленной улыбкой за идиота, впавшего в детство. Но вот последовало легчайшее касание костлявым пальцем, и один из молодых монахов, поднявшись к настоятелю, в поклоне приблизил ухо вплотную к беззубому рту старика. Через мгновение он выпрямился, сказал что-то Цзерингу, и тот перевел:

— Настоятель просит женщину назвать свое имя.

— Я Констанс Грин, — послышался негромкий, но твердый голос.

Цзеринг повторил это для настоятеля, испытывая некоторое затруднение при толковании имени.

Последовало еще одно касание пальцем — и вновь патриарх пробормотал что-то на ухо молодому монаху, который громко озвучил речь старика.

— Настоятель спрашивает, настоящее ли это имя, — перевел Цзеринг.

— Да, это мое настоящее имя, — кивнула девушка.

Старый лама медленно поднял руку, похожую на палку, и длинным ногтем указал на потускневшую стену. Все глаза обратились к храмовой росписи, скрытой за одной из многих драпировок.

Цзеринг подошел и, приподняв ткань, поднес к стене свечу. Пламя осветило богатое и многосложное изображение: ярко-зеленое женское божество с восемью руками, сидящее на белом лунном диске, а вокруг, словно подхваченные бурей, — кружащиеся боги, демоны, облака, горы и вьющаяся золотая вязь.

Старый лама долго бормотал что-то беззубым ртом на ухо молодому монаху. Затем откинулся назад и вновь расплылся в улыбке.

— Его святейшество просит обратить внимание на тханку [7]— живописное изображение Зеленой Тары, — перевел Цзеринг.

Среди монахов послышались шорох и перешептывания — они поднялись со своих мест и почтительно выстроились полукругом вокруг росписи, как студенты в ожидании лекции.

Старый лама махнул костлявой рукой в сторону Констанс Грин, призывая ее присоединиться к этому кружку, что она торопливо и сделала. Монахи, шурша одеждами, расступились, освобождая ей место.

— Это изображение Зеленой Тары, — продолжал Цзеринг, чуть запаздывая переводить едва слышные слова старого монаха. Мать всех Будд. Она обладает неизменностью, а также мудростью и живостью ума, сообразительностью, щедростью и бесстрашием. Его святейшество приглашает женщину подойти поближе рассмотреть мандалу [8]Зеленой Тары.

Констанс неуверенно шагнула вперед.

— Его святейшество спрашивает, почему ученику дано имя Зеленой Тары [9].

Девушка оглянулась.

— Я вас не понимаю.

— Констанс Грин. Это имя содержит два важных атрибута Зеленой Тары. Его святейшество спрашивает, как вы получили свое имя.

— Грин — моя фамилия. Это распространенная английская фамилия, но я понятия не имею о ее происхождении. А имя Констанс было мне дано матерью. Оно было популярно в… словом, в те времена, когда я родилась. Всякое совпадение моего имени с Зеленой Тарой, очевидно… просто совпадение.

Теперь настоятель принялся смеяться, сотрясаясь всем телом. Потом, при содействии двух монахов, с усилием поднялся на ноги. Через несколько мгновений он уже стоял, но будто тростинка на ветру, словно даже легчайший толчок заставил бы его безвольно повалиться. Все еще продолжая дробно и беззвучно смеяться и, казалось, громыхая костями, он заговорил тихим, хриплым от одышки голосом, обнажая розовые десны.

— Простое совпадение? Такого не существует. Ученик сказал смешную шутку, — перевел Цзеринг. — Настоятель любит хорошую шутку.

Констанс переводила взгляд с Цзеринга на патриарха и обратно.

— Означает ли это, что мне разрешат здесь учиться?

— Это означает, что твое учение уже началось, — ответил. Цзеринг, теперь уже сам улыбнувшись.

В одном из отдаленных залов монастыря Гзалриг Чонгг бок о бок сидели на скамье двое: Алоиз Пендергаст и Констанс Грин. Солнце клонилось к горизонту. За обрамленными камнем окнами открывался вид на долину Лльолунг, а за ней высились вершины Гималайских гор, омытые розовым отблеском заката. Снизу доносился отдаленный рокот водопада из верховий долины. Над всем этим прозвучал глубокий голос трубы-дзунг, эхом разносясь по горам и ущельям.

Прошло два месяца со времени приезда путешественников в монастырь. Настал июль, а вместе с ним в высокие предгорья Гималаев пришла весна. Зеленели долины, усеянные полевыми цветами, а на склонах розовели дикие розы — цветы дрока.

Двое сидели в молчании. Оставалось две недели до окончания их пребывания здесь.

Снова послышался напев трубы, и в этот самый момент огненно-красный свет погас на царственных пиках Дхаулагири, Аннапурны и Манаслу — трех из десяти величайших вершин мира. Тут же стремительно спустились сумерки, заливая долину подобно темному половодью.

Пендергаст пробудился от молчания.

— Твое обучение идет успешно. Исключительно успешно. Настоятель доволен.

— Да. — Голос Констанс прозвучал негромко, почти отрешенно.

Алоиз накрыл ее руку своей. Прикосновение вышло легким и невесомым, как прикосновение упавшего листа.

— Мы не говорили об этом раньше, но я хотел спросить… Все ли прошло гладко в февершемской клинике? Не было ли каких осложнений в ходе… э… процедуры? — Пендергаст говорил с несвойственной ему неловкостью, с трудом подбирая слова.

Констанс не отвела взгляд от гряды заснеженных гор.

Пендергаст неловко помялся.

— Жаль, что ты не допускаешь меня в свой мир.

Грин склонила голову, по-прежнему пребывая в молчании.

— Констанс, я очень тебя люблю и беспокоюсь о тебе. Быть может, я недостаточно энергично высказывался на этот счет прежде. Если так, прошу меня простить.

Констанс ниже опустила голову, залившись краской.

— Спасибо.

Отрешенность улетучилась из ее голоса, сменившись чуть заметным эмоциональным трепетом. Она резко встала, глядя в сторону.

Пендергаст поднялся следом.

— Прости, Алоиз, но мне нужно немного побыть одной.

— Конечно.

Спецагент смотрел, как девушка удаляется, пока ее стройная фигурка не растворилась как привидение в каменных коридорах монастыря. Тогда Пендергаст обратил взгляд к горному пейзажу за окном, погрузившись в глубокую задумчивость.