Вампир Лестат - Энн Райс Страница 3

Универмаги превратились в дворцы, поражающие почти восточнойкрасотой, где товары располагались по соседству с мягкими красочными коврами,таинственной музыкой и освещались янтарным светом. В круглосуточно работающихаптеках на стеклянных полках словно драгоценные камни поблескивали фиолетовые изеленые бутылки с шампунем. Официантки ездили на работу в обтекаемой формыавтомобилях с кожаными сиденьями. Докеры возвращались вечером в свои дома, гдеих ждали собственные бассейны с подогретой водой. Уборщицы и водопроводчики вконце рабочего дня переодевались в великолепно сшитую на заказ одежду.

С незапамятных времен присущие всем крупным городам мирабедность и нищета практически исчезли.

Едва ли теперь можно было увидеть, как падает где-нибудь нааллее парка и умирает от голода бедный иммигрант. Не было больше трущоб, где водной комнатушке спали по восемь-десять человек. Никто не выплескивал помои всточные канавы. Нищих, калек, сирот и неизлечимо больных людей осталось такмало, что казалось, будто на этих бесконечных улицах их нет вовсе.

Даже у спавших на скамейках парков и на автобусныхостановках пьяниц и сумасшедших всегда были еда, чистая одежда, а у некоторых ирадиоприемники.

Таковы были внешние изменения. Однако еще больше поразилименя перемены, которые стали движущей силой этого внушающего истинноеблагоговение потока жизни.

Так, например, нечто невероятное произошло с временем.

Старое больше не уступало место новому. Напротив, вокругменя говорили по-английски точно так же, как и в 1800-х годах. По-прежнему былав ходу старая лексика, люди пользовались все тем же сленгом. Но появились иновые, прежде не знакомые мне выражения – «промывание мозгов», «ну чисто поФрейду» и тому подобные, – которые тем не менее были у всех на устах.

В мире искусства и развлечений достижения прошлых веков какбы возвращались снова и снова. Наряду с джазом и роком музыканты исполнялипроизведения Моцарта; сегодня вечером люди шли смотреть пьесу Шекспира, азавтра – новый французский фильм.

В огромном, ярко освещенном торговом центре можно былокупить кассеты с записями средневековых мадригалов, чтобы потом вставить их вавтомагнитолу и наслаждаться, мчась по шоссе со скоростью девяносто миль в час.На полках книжных магазинов стояли рядом сборники поэзии эпохи Возрождения,издания произведений Диккенса и Эрнеста Хемингуэя. Руководства по проблемамсекса соседствовали с египетской «Книгой мертвых».

Иногда мне казалось, что царящие вокруг чистота иблагосостояние не более чем галлюцинации. Создавалось впечатление, что я схожус ума.

Я тупо разглядывал выставленные в витринах магазиновкомпьютеры и телефонные аппараты таких совершенных форм и чистых цветов, чтоказалось, будто это прекрасные раковины, созданные самой природой. По узкимулочкам Французского квартала курсировали огромные лимузины, похожие насказочных морских чудовищ. Высокие сверкающие здания офисов и контор, словноегипетские обелиски, устремлялись в вечернее небо над приземистыми кирпичнымистроениями Кэнал-стрит. Бесчисленное множество телевизионных каналов снесметным количеством программ выплескивали бесконечный поток информации наголовы обитателей оборудованных кондиционерами номеров отеля.

Однако все это не было галлюцинациями. Этот век в полноймере и во всех отношениях унаследовал мировые достижения прошлого.

Одной из важнейших черт столь удивительного чуда былапоистине редкостная наивность этих живших в роскоши и абсолютно свободныхлюдей. Так же как и в восемнадцатом веке, христианский бог был мертв. На сменупрежней религии не пришла никакая другая.

Напротив, простые люди в этом веке жили по строжайшимзаконам светской морали и следовали им не менее неукоснительно, чем любымизвестным мне религиозным установкам прошлого. Интеллигенция служила образцомво всех отношениях. Однако самые обыкновенные американцы по всей стране судивительной страстью и каким-то, я бы сказал, мистическим усердием заботилисьо «мире», «бедных» и о «планете».

В этом веке они намеревались избавиться от голода. Онисобирались любой ценой победить болезни. Вели яростные споры о целесообразностиказни преступников, о допустимости абортов. А с угрозой «загрязнения окружающейсреды» и «разрушительных войн» они боролись столь же яростно, сколь в прежниевремена с колдовством и ересью.

Что же касается сексуальных отношений, то они перестали бытьпредметом страхов и предрассудков. С этого вопроса были сняты последниерелигиозные ограничения. Вот почему люди уже не стеснялись ходить полуодетыми.Вот почему они беззастенчиво обнимались и целовались прямо на улицах. Теперьони рассуждали об этике, об ответственности, о красоте человеческого тела.Держали под контролем рождаемость и венерические болезни.

Ах этот двадцатый век! О поворот великого колеса времени! Ондалеко превзошел мои самые смелые мечты о будущем. Он оставил в дураках всехмрачных предсказателей и провидцев прошлых веков.

Я много размышлял о лишенной греховности светской морали, очеловеческом оптимизме, об этом великолепном мире, где наивысшее значение имеетжизнь человека. В прежние времена ничего подобного не было.

Я сидел в просторном, освещенном мягким янтарнымэлектрическим светом номере отеля и смотрел потрясающий, мастерски сделанныйфильм «Апокалипсис сегодня». Это была поистине симфония звуков и красок,воспевающая вековой давности битву западного мира со злом. «Ты должен смиритьсяи встать на сторону ужаса и морального террора», – говорит в джунгляхКамбоджи безумный командир одному из представителей западного мира.«Нет», – неизменно отвечает тот.

Нет. Ужас и моральный террор не могут быть оправданы. Они непредставляют никакой ценности. Злу не может быть места.

Но ведь это означает, что и мне не может быть места.

Кроме, разве что, произведений искусства, отвергающихзло, – таких, например, как романы о вампирах и разного рода ужасах,средневековые сказания или оглушительные песнопения рок-звезд, предельнодраматизирующие ту борьбу со злом, которую ведет в душе каждый смертный.

Всего этого было вполне достаточно, чтобы заставить староечудовище спрятаться обратно под землю и оплакивать там свое полнейшеенесоответствие тому, что происходит в мире, свою неприспособленность ксовременному положению вещей. Или достаточно для того, чтобы, по здравомразмышлении, превратиться в рок-музыканта…