Тварь 1. Графские развалины - Виктор Точинов Страница 3

Лисичкин почувствовал, как спина покрывается холодным потом. Мелькнула паническая мысль: он все видел! Видел бомбу!!!

– Что начальство скажет, то и копаем… – сказал Скоба, лениво орудуя лопатой. – Прикажут – хоть тебя закопаем, гы-гы…

В глупой его шутке прозвучала нотка угрозы.

Идиот! – мысленно ахнул Коля. Козел, привык к беспределу в глухих лесах, где милицию кричи – не докричишься…

Подошел Стас – недалеко отлучившийся по малой нужде. И с ходу оценил обстановку. Старик показался ему представителем породы ярых общественников, не знающих, куда девать не растраченные к пенсии силы, и сующих нос в любую щель.

– Че за базар, старче? – заговорил Стас, стараясь походить речью на работягу, дослужившегося до бригадира (при нужде он мог изъясняться и более культурным языком). – Че волну гонишь? Не врубаешься, зачем тут канава? Так брякни в управление, поспрошай – они те все растолкуют. Если ты, понятно, спрашивать права имеешь. Или в депутатский совет запрос накарябай, пришлют те казенную бумагу с полным разъяснением… А к нам не подкатывай. Что в наряде написано, то и выроем.

Зачем он так много говорит? – тоскливо думал Лисичкин. Зачем так долго отвечает на две короткие фразы старика? Настоящий работяга послал бы коротко на три буквы… А так старик точно что-нибудь заподозрит…

Но Стас знал, что делал, подробно подсказывая «общественнику» способ возможных действий. Игра была беспроигрышная. Даже если старикашка быстро сообразит, куда обратиться с запросом, и даже если его банально не отфутболят – все равно никто так вот сразу не попрется в поля выяснять происхождение и назначение неведомой канавы. Если же упорство старого хрыча сдвинет дело с мертвой точки – Стас и компаньоны к тому времени закончат все дела и исчезнут.

Впрочем, на случай поверхностного любопытства облеченных властью товарищей Стас заготовил более серьезные объяснения. И кое-какие документы, – из которых следовало, что кооператив «Строитель» проводит по договору с совхозом мелиоративно-дренажные работы на арендованной технике. Понятно, что никто из руководства совхоза и действительно существовавшего кооператива тех бумаг в глаза не видел – и лежали они у Стаса надежно спрятанными, на самый крайний случай.

На старика речь Стаса не произвела никакого впечатления. Стоял, смотрел на них выцветшими глазами, молчал. Потом медленно проговорил:

– Ройтесь, ройтесь… Такое отроете, что сами не рады будете.

– Бомбу? Снаряд? – пискнул набравшийся смелости Коля.

– И они попадаются… – Старик перевел тяжелый взгляд на Лисичкина. Тот не понял: неужто может попасться что-то хуже бомбы? Старик медленно кивнул головой, как будто услышал невысказанный вопрос. Надо полагать, жест этот совпал с мыслями Коли чисто случайно.

– Не время сейчас в земле копаться, – сказал старик. – Подождите маленько. В конце месяца закончите.

Чего подождать? – опять не понял Лисичкин. Тут что, ожидается разминирование местности?

– Ага, подождем. Прям бегом свернемся и ждать усядемся, – саркастически ответил Стас. – А ты, старче, нам из своей пенсии аккорд за работу выплатишь… Шел бы ты к своей старухе, а?

Старик впервые широко улыбнулся, словно шутка Стаса оказалась необыкновенно удачной. Улыбка была неприятная. Похожая на оскал. Он знает все, понял вдруг Лисичкин. И кто мы, и что ищем… Старик снова уставился на Колю, и Лисичкин понял другое – что боится этого старика. Боится не того, что тот может куда-то позвонить или кому-то рассказать – боится его самого. Вроде никакой прямой угрозы от старика не исходило, но… Бомба в ковше «Беларуси» тоже выглядела бы вполне мирно – если ничего не знать о ее начинке. Что внутри у старика есть нечто не менее опасное, чем древний тротил, Лисичкин уже отчего-то не сомневался.

– Кто ищет, тот всегда найдет. Но не всегда то, что ищет, – сказал старик после тяжелой паузы.

Он развернулся и неторопливо зашагал обратно в гору, в сторону Спасовки. Похоже, то не был случайный прохожий. Старик приходил специально для этого не слишком внятного разговора. Либо планы его кардинально изменились после встречи со следопытами.

– Ну что встали? За работу, живо! – скомандовал Стас. Но сам продолжал следить взглядом за удаляющимся стариком. И сказал негромко: – Вот ведь старый козел…

Траншею они закончили на следующий день, ближе к вечеру. Дальше копать было некуда – уперлись в край невысокого земляного обрыва.

Именно тут весной случился оползень – длинная полоса берега, подмытого вешними водами Славянки, сползла к реке. Тогда же бывшие здесь на загородном пикнике студенты – костер, шашлык, много пива – нашли поблизости несколько старых черепов… Валялись там и другие кости, но молодых придурков заинтересовали лишь эти детали скелета. Надели черепа на палки и пугали присутствовавших на пикнике девиц. А один из юнцов вознамерился сделать себе шикарную пепельницу и притащил находку домой. Ошарашенные родители в штыки встретили перспективу совместного проживания с этакой деталью интерьера – и отзвук скандала дошел до живущего на той же лестничной площадке Стаса. А уж тот живо заинтересовался местом и обстоятельствами находки.

По странному стечению обстоятельств Стас Пинегин как раз в то время пытался привязать к местности упоминания об одном военном захоронении. Обычно немецкие кладбища, сровненные с землей победителями, не слишком интересовали черных следопытов, охотящихся за «смертными медальонами». Похороненные там солдаты пропавшими без вести не числились, а убитых офицеров рейха вообще старались при любой возможности доставить на родину. Можно, конечно, и в таких местах разжиться золотыми коронками или обручальным кольцом, но о пятистах марках с каждого покойника мечтать не стоит.

Но кладбище, бесследно сгинувшее где-то в долине Славянки, было особым. Стас прочитал о нем в мемуарах немецкого полковника, бывшего военного коменданта станции Антропшино.

Прочитал, кстати, в оригинале, на немецком, – книжка та не переводилась. (Почти не владея разговорной речью, Стас Пинегин самостоятельно выучился читать по-немецки и по-фински, читая именно военные мемуары – охота пуще неволи. По военной тематике он – при своих десяти классах – не уступал знаниями иному выпускнику истфака.)

…Во время блокады станция Антропшино стала крупным транспортным узлом в ближнем тылу осаждавших Ленинград гитлеровцев. Через нее шло снабжение фронта – и через нее же в тыл уходили отходы гигантской мясорубки – раненые и то, что десятилетия спустя начнут именовать «грузом двести»… Когда в сорок четвертом, при снятии блокады, советские танки рвались к станции, среди прочих забот коменданта оказалась изрядная партия пресловутого двухсотого груза. Проще говоря, мертвецов. Разбираться с ними и похоронить как полагается не успели. И солдат, и офицеров вповалку свалили в три спешно выкопанные ямы и засыпали землей. Опознанием, изъятием смертных медальонов и оповещением родных никто, естественно, не озаботился. Комендант, если верить его писаниям, надеялся, что атака русских носила локальный характер. И думал еще вернуться в Антропшино… Не сложилось.