Матрица смерти - Джонатан Эйклифф Страница 3
Матрица смерти - Джонатан Эйклифф читать онлайн бесплатно
Ни к чему рассказывать о подробностях, жизнь наша была совершенно обыкновенной. Скажу лишь одно: Катриона умерла в возрасте двадцати шести лет — от рака. Она умерла в три часа ночи, когда я спал.
* * *
Бывают минуты, даже сейчас, когда я мучаю себя вопросом: не задумывал ли он еще тогда забрать меня к себе? И не одного только меня, но и Катриону тоже?
Глава 2Не было ни одной улицы, ни одного места в Глазго, которые бы не напоминали мне о Катри-оне. Я делал все, чтобы унять свою боль, но она меня не покидала. Пришлось приспособиться и жить с ней, как живут с ампутированной ногой или с незаживающей раной. Теперь, конечно же, это ощущение сменилось другим, похожим более на страх.
На несколько месяцев я вернулся домой. Если хочется одиночества, вряд ли найдется на свете место лучше Льюиса. Стояло лето, и я почти каждый день ездил в Уэст-Уиг, на Мангурстадт-бич. Зимой это одно из самых диких мест на земле. Ничего вокруг, лишь бескрайние просторы северной Атлантики. К скалам подплывают тюлени, а дальше, в воде, можно заметить спины китов. Все лето я просидел в одиночестве на берегу, пытаясь избавиться от мучительных мыслей. Если бы кто-нибудь увидел меня там, он, вполне возможно, принял бы меня за небольшую скалу, выросшую среди песков.
По воскресеньям я ходил с матерью в церковь — скорее для ее, чем для своего, спокойствия. Бог не ждал меня там, и пасторские обещания вечной жизни казались мне фальшивыми. Все же какое-то успокоение я получал. Я даже пытался представить себя ребенком, для которого вся жизнь впереди, и Катриона тоже.
Однажды в «Таймс» отец наткнулся на объявление о вакансии в Эдинбургском университете. Сначала я отложил газету в сторону, считая, что мне пока еще не время возвращаться к старой жизни. Но в Глазго я был ехать не в силах, а перспектива провести зиму на Льюисе казалась совсем уж тоскливой. В августе я подал заявление и прошел собеседование. В сентябре приехал в Эдинбург с маленьким чемоданом и тяжеленной сумкой, набитой книгами.
Помню, в тот самый миг, как я ступил с трапа самолета на землю, я вдруг испытал странное чувство: будто кто-то, притаившись, ждет меня. Это, конечно же, была фантазия. Я не знал никого в городе и в компании не нуждался.
Подыскать жилье заранее, по переписке, оказалось делом трудным. Так что первые две недели в Эдинбурге мне пришлось жить в доме друга нашей семьи — доктора Рэмзи Маклина. О Катрионе он знал и о причине ее смерти — тоже. Я рассказал, как трудно мне смириться с потерей жены.
Краснощекий и веселый абердинец, Маклин был дружен с отцом еще с университетских времен и частенько проводил летний отпуск на Льюисе. Последний раз он отдыхал у нас два года назад.
Он помог мне освоиться в городе, представил своим друзьям по университету, где работал в центре здоровья. Через две недели он сообщил, что нашел для меня отличную квартиру, в которую я и переехал спустя два дня.
Дом, где я поселился, находился в конце Королевской Мили. Это было шестиэтажное здание, построенное в 1658 году богатым землевладельцем, который принял пресвитерианскую веру и, по меткому замечанию герцога Руза, «восславил Господа на Грассмаркете», где был повешен за свои убеждения. Испытав с тех пор немало превратностей судьбы, здание, однако, ничем не напоминало трущобу, которой было совсем недавно, до капитального ремонта. У меня была маленькая, со вкусом меблированная квартирка на последнем этаже: несколько комнат с низкими потолками с лепниной и деревянными панелями на стенах.
Тем временем я устроился на работу. Начальника моего звали Джеймс Фергюссон, он только что получил должность профессора социальной антропологии. Возможно, вы читали его работу о возрождении городов в шестидесятые годы. Он уже успел поработать в нескольких государственных комиссиях. Говорили, что у него есть амбиции, но какого рода были эти амбиции, сказать не могу.
Мы встретились на следующий день после моего появления на работе. Фергюссон быстро дал мне понять, что назначение мое было сделано против его воли. Кто-то из теологов Нового колледжа захотел получить достоверную информацию о многочисленных оккультных и магических сектах, по слухам, расплодившихся в городе.
В обществе нарастало напряжение, люди боялись сатанистов. Церковные фундаменталисты во всеуслышание заявляли о существовании дьяволопоклонничества и уверяли, что движение сатанистов не только живо, но и процветает. Более осторожные люди, однако, считали это преувеличением и воздерживались утверждать, будто от общего течения Нью-Эйдж до демонизма и черной магии — один шаг.
— Доктор Маклауд, — начал Фергюссон, не успел я переступить порог его кабинета, — должен сказать, что у меня самые серьезные возражения против вашего здесь присутствия. Мой факультет работает в строгом соответствии с эмпирическими принципами. У нас не место скороспелым выводам и дикарским суевериям.
Я попытался успокоить его, что далось мне нелегко. До этого человека трудно было достучаться.
— Абсолютно с вами согласен, — ответил я, — в отношении эмпирического подхода. Я и сам не интересуюсь дикарскими верованиями. Я вовсе не суеверный человек. Однако, мне думается, иррациональное следует изучать — для того, чтобы выяснить, какие социальные факторы влияют на формирование оккультных сект. А вам не кажется, что этим стоит заняться?
— Люди в черном из Нового колледжа хотят вовсе не этого. И их приятелей из пресвитерианской церкви это тоже совсем не интересует. Им нужны доказательства демонического присутствия, колдовства, поклонения сатане.
— Доказательства я могу им представить, если только они не имеют в виду доказательства существования дьявола. Если они уже верят в дьявола и в темные силы, то вряд ли ждут от меня подтверждения. Я намерен показать им нечто другое, а именно: к оккультной деятельности привлекают прежде всего людей разочарованных, неадекватных, желающих, чтобы в жизни их произошла небольшая драма.
— Психологией мы здесь тоже не занимаемся.
— Я и не собираюсь заниматься психологией. Мои исследования чисто социологические. Достоверные факты о социальном происхождении, образовании, реальных и относительных лишениях...
Фергюссон встал. Это был высокий, бородатый, непривлекательный мужчина. Заметно было, что я его не убедил.
— Вы не понимаете, доктор Маклауд. Мне плевать, рационалист вы или нет, будете использовать эмпирические методы или нет. Ваша деятельность навлечет на факультет дурную славу. Раз уж у меня нет иного выхода, я вынужден принять вас на работу. Но я ставлю перед вами несколько условий. Никаких публичных лекций о ваших изысканиях. В университете — лекции только с моего разрешения. Никаких интервью прессе, ни местной, ни государственной. Более того, никаких контактов с журналистами. Вы должны находиться в тени. Понимаете? И постарайтесь как можно реже попадаться мне на глаза.
Я согласился на все и повернулся к выходу.
— Доктор Маклауд, — окликнул он, когда я был уже в дверях. Я оглянулся. — Я так понимаю, вы перенесли личную трагедию.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments