Злые обезьяны - Мэтт Рафф Страница 3

– Офицер арестовал вас?

– Он забрал нас в участок, но протокол не стал составлять. Протащил через рутинную «Полосу Пугалок»: показал камеру, познакомил с неудачниками, которые там ютились, рассказал жуткие истории о том, насколько хуже в настоящей тюрьме. Едва я поняла, что он ничего с нами делать не собирается, меня все это перестало волновать, но я продолжала притворяться, потому что этот парень должен был оказаться на моей стороне, когда появится мать. Так что я постоянно называла его «сэр» и пыталась сойти за маленькую проказницу вместо маленькой сучки.

В конце концов примчалась мама и налетела на меня безо всяких прелюдий. К этому времени я почти понравилась офицеру Дружески, но он все еще считал, что мне нужно преподать урок, так что если бы мать слегка меня потрепала, он бы ее отпустил. Но она была в бешенстве, кричала о дурном семени, начала так душить меня, что я вышла из себя и принялась сопротивляться, все обернулось дикой сценой с копами, которые набежали из соседних кабинетов нас разнимать. Когда им это удалось, вызвали соцработника, и у нас была трехчасовая беседа, где моя мама ясно дала понять: если мы с ней отправимся домой, она не просто отправит меня спать без ужина, а утопит в ванне. Так что им пришлось перейти к плану Б.

В конце концов мама согласилась обратиться к специалисту по управлению гневом, а взамен ей разрешили забрать Фила. Я оставалась в участке, пока офицер Дружески ездил с ними взять пару сумок моей одежды, а потом он отвез меня к тете и дяде в долину Сан-Хоакин. Была уже середина ночи, и ехать предстояло, по крайней мере, миль сто, но он настоял, что сам меня доставит. Так что сперва я подумала: «Ого, он и правда купился на мою игру в маленькую проказницу». И я продолжала дурить его, пока в один прекрасный момент, в середине совершенно фальшивой истории о моей матери, он не посмотрел так, что я поняла: насквозь меня видит. Знает, что морочу его, но все равно позволяет нести фигню, и не потому что тупой, а потому, что хороший мужик. Так что я на какое-то время заткнулась.

– Из благодарности или просто от стыда?

– И то и другое. Слушайте, я знаю, о чем вы думаете: отец сбежал, и теперь вот этот мужской авторитет укажет мне путь, ля-ля-ля, и что-то в таком же духе. Но оказалось, он был умнее, чем я представляла, и весь мой план переменился. Вообще-то у меня не было ни малейшего желания оставаться у тетки. По моей задумке, офицер Дружески меня бы высадил, я переночевала бы, чем-нибудь позавтракала, может быть, украла немного налички и свалила. Поймала бы машину до Сан-Франциско, а там, возможно, родители Луны позволили бы зависнуть у них. Но оказалось, что коп башковит и, конечно, догадывается, что я именно так и планирую поступить.

Мы почти добрались до места, когда он сказал: «Сделаешь мне одолжение, Джейн?» И я спросила: «Какое?», а он ответил: «Подожди две недели». И мне не нужно было спрашивать, чего именно ждать: он определенно был на моей волне. Так что вместо этого я сказала: «Почему две недели?» И он ответил: «Этого тебе хватит, чтобы остыть. Потом и решай, хочешь ли на самом деле сделать какую-нибудь глупость». Я немного разозлилась, но не так сильно, как сама ожидала, и сказала: «Вы мне теперь, что, приемный папа?» А он спросил: «Тебе это нужно?», что заставило меня заткнуться еще на пару секунд. В конце концов я ответила: «Двадцать баксов», и он спросил: «Двадцать баксов?», а я такая: «Ага. Вот что мне нужно». Но он покачал головой и заявил: «За двадцать баксов тебе придется переждать, по крайней мере, месяц».

Остальной путь мы торговались. С одной стороны, я считала все это дуростью, с другой, этот парень начал мне нравиться, так что торг был серьезный. В итоге мы сговорились на двадцати пяти долларах и моем обещании позвонить, прежде чем пуститься в бега через месяц и дать шанс меня отговорить. Я сильно рисковала, соглашаясь на такое.

– Чем же?

– Ну, он же мне понравился, правильно? Настолько сильно, насколько вообще мне в том возрасте могли нравиться взрослые. Но в то же время дурой я не была и понимала, что по работе он имеет дело с сотнями детей, большинство из которых оторвы почище меня, так что кто знает, вспомнит ли он обо мне спустя месяц. И если я на самом деле позвоню, не ответит ли: «Какая еще Джейн?» Меня бы это вряд ли порадовало. Но сделка есть сделка, так что оставался один способ не звонить – не убегать. Или дождаться, пока дела пойдут совсем плохо, чтобы можно было нарушить обещание и чувствовать себя нормально.

Так вот я и оказалась в доме тети и дяди. Где в конце концов и осталась.

Они жили в Сиеста Корта, что в переводе с испанского значит: «Разбудите меня, если что-нибудь случится». Местечко между Модесто и Фресно. Все, что нужно дальнобойщикам или сезонным рабочим из мигрантов: заправка, магазин, закусочная, бар, дешевый мотель и церковь трясунов [2]. Мои тетя и дядя держали магазинчик.

– Какими людьми они были?

– Старыми. Родня по отцу. Тот был на пятнадцать лет старше матери, а моя тетя приходилась ему старшей сестрой, так что, глядя на нее, можно было подумать, что она мне бабушка. А дядя был еще старше.

– Вам было неловко остаться у сестры вашего отца?

– Не особо. Отец на тот момент выбыл из игры: он разорвал все отношения со своей семьей тогда же, когда сбежал от нас. И моя тетка была совсем на него не похожа. Она была замужем за дядей и жила в одном и том же доме с конца Второй мировой войны.

– Как они отнеслись к тому, что вы останетесь жить с ними?

– Был бы выбор, не думаю, что они позволили бы мне остаться так надолго по своей воле. Но они никогда не жаловались.

– То есть вы ладили?

– Да я иначе поступить не могла. Они были самыми бесконфликтными людьми из всех, кого я когда-либо встречала: даже если постараться, не удалось бы с ними поссориться. И это не значит, что у них не было своих правил, но они так умели заставить меня им следовать, что не подчиниться было невозможно.

Вот мой дядя, он был из тех типов, что любят перед сном пропустить стаканчик виски. Я решила, что это просто отличная идея, и на вторую ночь, когда он уже лег, пробралась в его кабинет и налила себе. И ведь совсем немного, но парни, которые пьют каждый день, точно знают, сколько осталось в бутылке, и если уровень уменьшится хоть на четверть дюйма, замечают.

Вот что, если бы мать поймала меня пьющей, особенно ее виски? Да она бы в две секунды высказала мне все прямо в лицо. Дядя и слова не сказал, но на следующий день я проходила мимо кабинета и услышала оттуда звук дрели, а тем же вечером, когда пришла налить себе стаканчик на ночь, обнаружила на баре совершенно новый замок. Здоровенный, с кулак размером, такой просто не сорвешь.

Они так поступали со всем нехорошим, что я делала. Не читали мне нотаций, считая, что я отличаю хорошее от дурного, но если я упорствовала в чем-то неправильном, находили способ поставить меня в рамки.