Дистанция спасения - Саманта Швеблин Страница 3

Я по-прежнему наблюдала за Ниной, теперь она сделала несколько шагов в сторону бассейна.

– Понимаешь, Аманда, иногда уследить за всем сразу никак невозможно. Сама не знаю, как я могла так сплоховать и какого черта занималась этим сволочным конем, вместо того чтобы глаз не спускать со своего мальчика.

Я сразу задумываюсь: а могло ли со мной случиться то же самое, что случилось с Карлой? Вообще-то мне всегда лезет в голову самое худшее. Вот и сейчас я подсчитываю в уме, сколько времени понадобится, чтобы добежать от машины до Нины, если она вдруг кинется к бассейну и свалится в воду. Я называю это “дистанция спасения”, да, именно так я называю то расстояние, всегда разное, которое отделяет меня от дочки, и порой полдня провожу, прикидывая его, хотя на самом деле нередко веду себя более чем легкомысленно.

– Когда я решила наконец, как мне следует поступить, пути назад уже не было. Чем больше я думала, тем больше убеждалась, что есть только одно-единственное средство. Я взяла на руки Давида, который плакал, наверное, из-за того, что видел, в каком я жутком состоянии, и выбежала из дому. Омар и еще пара мужчин стояли вокруг коня и о чем-то спорили. Омар то и дело хватался руками за голову. Двое соседей следили за происходящим издали, с участка, расположенного сразу за нашим, и время от времени тоже встревали в разговор и давали какие-то советы. На нас никто не обратил внимания. Я оказалась на улице, – сказала Карла, махнув рукой куда-то в конец сада, в сторону ворот, – и помчалась к зеленому дому.

– К какому еще зеленому дому?

Последняя палочка пепла падает в ложбинку на груди Карлы, и она ловко сдувает ее, а потом тяжело вздыхает. Кажется, мне придется устроить в салоне основательную уборку, так как мой муж терпеть не может таких вещей.

– Все мы, местные, иногда туда наведываемся, потому что знаем, что эти наши врачи, которых надо вызывать через пункт скорой помощи, как правило, являются только несколько часов спустя, к тому же они мало что понимают и, как правило, ничем не способны помочь больным. Если случается что-то серьезное, мы идем к “женщине из зеленого дома”, – говорит Карла.

Нина укладывает своего крота на мой шезлонг поверх пляжного полотенца. Потом делает еще несколько шагов в сторону бассейна, и я сразу напрягаюсь, готовая лететь ей на выручку. Карла тоже смотрит на Нину, но ей ситуация совсем не кажется опасной. Нина садится на корточки, потом устраивается на бортике бассейна и опускает ноги в воду

– Та женщина всякий раз всем объясняет, что она никакая не знахарка и не колдунья, просто умеет распознавать энергию, которую излучает каждый человек, и умеет по ней читать.

– Что значит “по ней читать”?

– Это значит, что она может определить, болен человек или нет, и увидеть, в какой именно части тела таится негативная энергия. Она лечит головную боль, тошноту, бородавки и кровавую рвоту. И если обратиться к ней вовремя, не даст случиться выкидышу.

– А что, тут часто бывают выкидыши?

– По ее словам, все в человеке зависит от энергии.

– Моя бабушка тоже всегда так говорила.

– Понимаешь, она умеет найти место скопления энергии и блокировать ее, если энергия отрицательная, а положительную, наоборот, заставить работать в полную силу. Здесь, в поселке, к ней очень часто обращаются, иногда приезжают люди даже откуда-нибудь издалека. Ее собственные дети живут в доме, который стоит позади главного. Их у нее семеро, все мальчики. Они заботятся о ней, обо всем, что ей нужно, но, по слухам, сами никогда в главный дом не заходят. Хочешь, пойдем туда, к Нине, поближе к бассейну?

– Нет, не беспокойся.

– Нина! – зовет ее Карла, и только тогда моя дочка замечает, что мы сидим в машине.

Нина улыбается, у нее чудная улыбка, на щеках ямочки, и, улыбаясь, она чуть-чуть морщит нос. Девочка встает, берет с шезлонга крота и бежит к нам. Карла выгибает спину, чтобы открыть ей заднюю дверцу. И ведет себя на водительском месте так естественно, что трудно поверить, будто сегодня она села в эту машину впервые.

– Только я не могу не курить, Аманда, понимаю, что это вредно для ребенка, но мне нужна еще хотя бы одна сигарета, без сигареты я не сумею рассказать тебе все до конца.

Я беспечно машу рукой и протягиваю Карле пачку:

– Просто выдыхай дым наружу.

Тем временем Нина залезает на заднее сиденье.

– Мамочка.

– Что, пончик? – спрашивает Карла, но Нина ее как будто не замечает.

– Мамочка, а когда мы откроем коробку с чупа-чупсами?

Она сразу застегивает ремень, как учил ее отец.

– Потерпи немножко.

– О’кей, – говорит Нина.

– О’кей, – говорит Карла, и только сейчас до меня вдруг доходит, что по ходу ее рассказа из него постепенно исчезает изначальная трагичность. Карла больше не плачет и не опускает голову на руль. Она просто рассказывает о тех событиях и при этом легко отвлекается то на одно, то на другое, словно у нее впереди сколько угодно времени и ей доставляет удовольствие снова возвращаться в прошлое. А у меня тут же возникает вопрос: неужели ты, Давид, и на самом деле так переменился, что Карла, описывая в невесть который раз все, что случилось тогда, уже не видит перед собой того, совсем другого, мальчика, по которому она, по ее словам, так тоскует.

– Едва женщина открыла мне дверь, – продолжает Карла, – я передала Давида ей на руки. Но такие люди, они ведь не только владеют тайным знанием, они еще и очень благоразумны, очень осторожны, поэтому она поставила Давида на пол, а мне дала стакан воды и ни за что не хотела начинать разговор, пока я хоть немного не успокоюсь. Вода помогла, я вроде бы пришла в себя, и, честно признаюсь, на миг даже поверила, что страхи мои – чистое безумие, и еще я подумала, что у болезни нашего жеребца могли быть и другие причины. Женщина между тем внимательно наблюдала за Давидом, пока тот играл, выстраивая в ряд безделушки, которые стояли на столике для телевизора. Потом она подошла к нему и несколько минут с ним поиграла. Но не переставала исподтишка очень внимательно его изучать, а иногда опускала руку ему на плечи или брала за подбородок, чтобы удобнее было заглянуть в глаза. “Конь уже умер”, – сказала женщина, хотя я до тех пор ни словом о коне не упомянула, чем хочешь могу поклясться. Потом она сказала, что у Давида есть еще несколько часов, ну, может, даже сутки, но скоро ему понадобится респираторная терапия. “Это отравление, – сказала она, – и оно затронет сердце”. Я смотрела на нее – не помню, когда еще я была в таком состоянии, вся словно оцепенела, и ни звука не могла из себя выдавить. Потом женщина сказала ужасную вещь. Наверное, лучше бы мне сообщили, что мой ребенок умрет.

– А что она сказала? – вдруг спросила Нина.

– Поди-ка, открой свои чупа-чупсы сама, – встрепенулась я.

Нина расстегивает ремень, берет крота и со всех ног мчится к дому

– Она сказала, что тело Давида не выдержит интоксикации, что он умрет, но мы можем попытаться прибегнуть к переселению.