Дорогами тьмы - Филиппа Грегори Страница 30

– Ты сделал это ради меня?

– Ради тебя я бы выпил чашу с ядом. Ради тебя я готов на все.

Ишрак кивнула. На сей раз Лука удержался от любовных клятв.

– Яды бывают разные, – размышляла Ишрак. – Арабские лекари владеют тайнами ядов, которые полностью обездвиживают человека, превращают его в камень. Выглядело так, словно меня всю сковало?

– Я думал, ты мертва. Ты вся похолодела. Пульса не было. Ты не дышала. Мы молились за твою душу. Явился священник, чтобы соборовать тебя. Брат Пьетро совершает сейчас над тобой ночное бдение в часовне.

– Но почему я не умерла? Как ты вернул меня к жизни?

– Думаю, яд постепенно умерщвлял твои члены – заледенил руки и ноги, добрался до дыхания. Он уже подкрадывался к твоему сердцу, когда я лег рядом с тобой, и согрел тебя своим телом, и дышал за тебя.

Почти бессознательно они подвинулись друг к другу и лежали рядом, лицом к лицу.

– Как же ты дышал за меня? – прошептала она.

– Я сам не знал, что я делал, – извинился Лука тихим голосом. – Прости, возможно, мне не следовало касаться тебя. Но даже сама мысль о том, что я могу потерять тебя, была для меня невыносима. Я лег на тебя, прижался губами к твоим губам и начал выдыхать в тебя воздух. И я почувствовал, что на каждый мой выдох твое тело откликается вдохом, и я продолжал, не останавливаясь.

Ресницы ее дрогнули.

– Мы были как единое целое.

– Да, – честно признался он.

– Дышали вместе. Одним дыханием на двоих.

– Да.

– Как любовники, – уточнила она.

Лука не осмелился ей ответить.

Она замолчала, и он пошевелился, освобождая ее от своего тела, своих прикосновений. Он разрывался между страстным желанием стиснуть ее в объятьях и никуда не отпускать и страхом, что он ей противен. Но чуть только он отклонился от нее, ее жадные пальцы вцепились ему в спину.

– Не уходи, – попросила она без тени смущения. – Я чувствую, как ты согреваешь меня. Как возвращаешь мне жизнь. Останься.

– Почти рассвело, – отозвался он. – Поверить не могу, что ты встретишь сегодняшний день.

– Ты спас меня, – сказала Ишрак. – Высосал яд, согрел меня, дышал за меня. Ты вернул меня к жизни, когда остальные решили, что я мертва.

Он зарделся, словно мальчишка.

– Думаю, да.

– Тогда я – твоя, – объявила Ишрак без всякого кокетства. – Я у тебя в долгу. Ты спас мне жизнь.

– Я хочу тебя, – выпалил он, не соображая, что говорит. – Я – твой, если ты того пожелаешь.

– Оставайся до утра, – предложила она неожиданно, решительно, смело – а в ней все было решительным и смелым, – ничуть не стыдясь и ничуть не робея. – Оставайся со мной до рассвета, все утро, Лука. Пусть эта ночь станет нашей ночью. Мы будем вместе с тобою всю ночь – одну-единственную ночь, вырванную нами из лап смерти.

Лицо ее пламенело – побывав на самом краю между жизнью и смертью, она похоронила в глубокой могиле все представления о том, как подобает вести себя молодой девушке. Она впилась в его губы, развязала тунику, приложила его лицо к своей холодной груди, чтобы он согрел ее – всю, целиком. Они сбросили одежду, они ласкали и познавали друг друга упоительно, наобум, хаотично, словно беззаботно резвящиеся звереныши, предающиеся чарующей и восхитительной любви. Лука, обнаженный, мускулистый, аркой навис над ней, и она притянула его к себе, обхватила его, и он сжал ее в объятиях, и почувствовал, как трепещет ее тело в волне невыразимого восторга; он поцеловал ее – глубоко, словно снова хотел вдохнуть в нее воздух, и тела их сплелись в единое, нерасторжимое целое. Но даже сейчас, когда он твердо и несомненно знал, что любит ее, любит так, как никогда еще никого не любил, он крепился изо всех сил, чтобы не признаться ей в этом.

Затем они укутались в теплое одеяло и заснули.

* * *

Фрейзе колошматил ладонью в дубовую дверь, пока ноги его отбивали отчаянную плясовую.

– Впустите нас, ради Христа! – вопил он. – Мы удираем от танцоров! Мы поможем вам защитить от них деревню. Но и вы помогите нам. Мы пропали, если вы нас не впустите!

Изольда оглянулась – плясуны под предводительством скрипача и барабанщика миновали последний изгиб петляющей с обрыва дороги и приближались к мосту.

– Они на подходе, – выдохнула она и подпрыгнула, пританцовывая. – Они почти на мосту.

– Вы христиане, – послышалось из-за ворот. – Вы пытаетесь обманом проникнуть в нашу деревню!

Фрейзе посмотрел на Изольду расширенными от ужаса глазами.

– Разумеется, мы христиане, – ошарашенно закричал он. – Во имя Иисуса Христа, откройте ворота!

– И что потом? – горько посетовал голос по ту сторону ворот. – Вы надругаетесь над нашими женщинами и вырвете детей из их рук?

– Господи Боже мой! – завопил Фрейзе. – По-вашему, я похож на изувера? Или все-таки на околдованного злыми чарами горемыку, которому требуется укрытие и помощь?

– А откуда нам знать, кто за вами гонится?

– Так разуйте глаза и посмотрите! – взревел Фрейзе, вне себя от обиды и злости. – На свору одержимых бесами танцоров, распространяющих заразу, куда бы они ни пришли. Они вот-вот схватят меня и эту леди и заставят танцевать, пока мы не умрем. Если есть в вас хоть капля сострадания, впустите нас.

– Нет во мне никакого сострадания. И ворота я вам не открою, – буркнул голос, но не очень уверенно.

Фрейзе повалился на каменные ступени.

– Ну хоть приотворите их и впустите леди, – взмолился он. – Бросьте меня здесь. У страха глаза велики, мне ли этого не знать. Так тому и быть – пусть они заберут меня. Но спасите даму! Это Изольда, леди из Лукретили, а я ее самый верный и самый преданный рыцарь. Я умру ради нее. Прошу вас. Впустите ее, и я уведу танцоров за собой, прочь от вашей деревни, но, ради Бога, защитите ее.

Наступила тишина. Существо, все то время, пока Фрейзе то бранился, то слезно взывал к милосердию, пребывавшее в молчании, обратило к Фрейзе круглое громадное лицо и взглянуло на него ясными глазами. Оно задумчиво кивнуло, словно осмысляя полученные только что важные знания.

– Чего тебе? – набросился на него Фрейзе, разъяренный из-за страха за Изольду. – О чем ты там думаешь? Чего молчишь?

Отступив на шаг от ворот, Существо вздохнуло полной грудью и – заговорило. Фрейзе впервые услышал его голос – звучный, проникновенный, сочный, как мерно гудящий колокол. И заговорило оно на языке, совершенно неизвестном Фрейзе:

– .

Оглушающая тишина пала по ту сторону ворот. Танцоры ступили на мост и, вертясь и кривляясь, приближались все ближе и ближе. Скрипач понимающе ухмылялся, танцоры кружили, тамбурин отстукивал магический завораживающий ритм. Фрейзе и Изольда попались в ловушку: впереди – танцоры, позади – закрытые на засов ворота, бежать некуда, еще немного, и их схватят, беспомощных, как детей.