Орудия тьмы. Железный шип - Кэтлин Киттредж Страница 31

Мои глаза раскрылись, но это были не мои глаза — глаза шоггота. Видения шоггота предстали передо мной. Я сама стала шогготом.

Я увидела все разом: кричащую беспросветную пустоту, поле ослепительно сияющих белых цветов — белее снега на мертвом теле, черный металл огромного Движителя, скрипящего шестеренками и выпускающего дым в небо, красное от заката двух солнц. Я слышала щелчок кнута и, скуля и содрогаясь, двигалась вперед, обдирая мягкое подбрюшье о бесплодную, мерзлую землю. Мир вокруг был белым, окованным льдом, и мои братья сооружали исполинский каменный город на костях из кирпича и стали. Эта линия горизонта, эта пенящаяся красным река, на поверхности которой покачивались голые разбухшие тела… От крыш и башен Лавкрафта остался лишь прах, осевший кровавым налетом, и высокие фигуры в белом, с кнутами, смотрели на меня отовсюду непроницаемыми серебристо-голубыми глазами.

Я плыла в пустоте: нет, в море; нет, в огромном родильном резервуаре под присмотром людей в черной униформе, с изломанными серебряными молниями на воротниках и черепами на тульях фуражек.

Я ползла через траву цвета истерзанной, разложившейся плоти, и фигуры в белом спускали на меня огромных собак с горящими глазами.

Я корчилась на песке под гарпунами моряков, а двое мужчин в черных пальто наблюдали за истреблением моих братьев и сестер на этом чуждом берегу, где все отзывалось пеплом и дымом и куда прибивали наши тела алые волны. И мой голос раскатился над сценой резни, заставляя убийц обхватывать головы руками и сотрясаться в судорогах, теряя разум от одного только звука: «Помоги помоги мне увидь нас увидь увидь забытых потерянных спаси сладкую кровь пролей освободи нас верни домой…»

Шоггот взревел, и мои глаза открылись. Дин стоял надо мной в ореоле туманной дымки. Его кулак взметался вверх и опускался вниз, снова и снова сверкало лезвие ножа, кромсая щупальце шоггота. Черно-зеленая кровь, вязкая, как машинное масло, хлынула на землю, разъедая почву, испуская в воздух вонючий серный дым.

— Отпусти ее! — прорычал Дин. Его длинные проворные пальцы сомкнулись на моем здоровом плече и потянули. Без малейшего усилия он приподнял меня и перетащил за каменную стену, подальше от стонущей, колышущейся массы. Шоггот, истекавший отвратительной сукровицей, бился, как в припадке, глаза, моргая, перекатывались по всей туше, отростки десятками вырывались в разные стороны и втягивались обратно.

Дин прижал меня к себе, закрывая от твари.

— Я здесь, Аойфе, — прошептал он мне в ухо. От его запаха, запаха кожи и табака, у меня закружилась голова. — Я с тобой.

— Он… он говорил со мной, — дрожа, произнесла я. Мои юбка и джемпер были мокры от талой изморози, кровь ручейками текла из-под порванной блузки по руке, по ладони. — Шоггот говорил со мной…

Дин обернулся к Кэлу и нетерпеливо щелкнул пальцами:

— Парень, найдется в твоем скаутском снаряжении чистый платок?

Кэл, не отвечая, смотрел на расползающееся по ткани темное пятно — руки безвольно висят по сторонам двумя плетьми, кончик языка зажат между зубами.

— Ты, тормоз! — Рев Дина пробудил бы и мертвого. — Ей нужна помощь, быстро! Глазеть будешь в театре!

Кэл, очнувшись, залез в рюкзак, вытащил новый красный головной платок, все еще обернутый магазинной бумажной ленточкой, и перебросил его из-под руки Дину. Тот мгновенно поймал его, прервав полет шелковой птицы.

— Не беспокойтесь, мисс Аойфе, — проговорил Дин, просовывая ладонь под джемпер и блузку и прижимая ткань к ране. — Мои помыслы чисты как снег.

От прикосновения боль усилилась, и на меня нахлынула новая волна дурноты. Я танцевала в воздухе, мир вокруг казался нарисованным, и вдруг у меня на глазах краски поползли вниз с холста. Когда я смотрела глазами шоггота, все выглядело реальным, даже чересчур реальным, эта реальность была слишком глубоко внутри меня, чтобы убежать от нее. Теперь же я чувствовала себя словно во сне, в одном из тех снов, о которых солгала доктору Портному. В панике я забилась, сбрасывая ладонь Дина, желая только, чтобы боль прекратилась.

— Эй, эй. — Дин пощелкал пальцами у меня перед глазами. — Оставайся с нами, Аойфе. Только не дергайся и не буйствуй, и все будет в порядке.

— Она… — словно откуда-то из-под земли донесся до меня глухой голос Кэла. — Она… заражена? Если начнет меняться…

— Я не… — Язык не слушался, от попытки заговорить в голове словно начинал стучать молот. Я прикрыла глаза, но там меня поджидала кружащаяся, затягивающая дурнота некровируса, и я усилием воли распахнула их. — Я не…

«Я не заражена. Я в своем уме».

— Дело плохо. — Дин поднял мне веко, потом его пальцы скользнули к бьющейся на шее жилке. — Рана глубокая. Кровь сама по себе не остановится.

— Ч-что мне делать? — Размытая фигура Кэла столбом маячила где-то на краю поля зрения: светлые волосы и форма защитного цвета.

Рука Дина скользнула под мои плечи, другая обхватила колени. Земля отодвинулась, и я уткнулась лицом в его футболку, борясь с нахлынувшей тошнотой.

— Что делать мне?! — вновь расколол тишину крик Кэла.

— Не отставай, — ответил Дин и бегом бросился со мной на руках вверх по пологому склону.

Ощущение стылого ветра на лице прерывалось слабыми горячими толчками в плече. Я старалась не заплакать, но не смогла сдержаться. Мы поднимались все выше и выше, и от слез становилось только холоднее. Зубы у меня стучали, я дрожала. Было что-то в этой ночи — девушки с телами из стекла, с ледяными пальцами, с ветряным оскалом, — они отнимали кровь и дыхание: казалось, я уже никогда не согреюсь. Их руки-ледышки касались моих волос, и я слушала шепот, напевающий о холоде, о вечном сне, пока, наконец, милосердное забытье не охватило меня.

Очнулась я лежащей на чем-то комковатом и не слишком мягком. Морозный воздух обжигал обнаженную кожу от шеи до… Вспыхнув, я попыталась свести вместе разодранную блузку. Не хватало еще уподобиться Стефани Фалаччи, которую Сесилия и ее подружки безжалостно осмеивали за то, что та носила нижнюю сорочку и панталоны. Мой стиранный-перестиранный бюстгальтер был нисколько не лучше.

— Спокойно! — раздался голос Дина, когда я дернулась. — Спокойно, девочка! Не шевелись — мне нужно промыть рану.

Я никак не могла сфокусировать зрение — как будто я все еще смотрела сотнями глаз, как будто я все еще была связана с шогготом.

— Она умрет? — блуждающей эфирной волной прорвался в мое сознание голос Кэла.

— Нет, если ты заткнешься и дашь мне разобраться с ядом у нее в крови, — огрызнулся Дин.

Скрипнула кожа, и я увидела, как он вытаскивает из кармана куртки плоскую серебряную фляжку. Отвинтив пробку, он торопливо глотнул из фляжки, а потом слегка наклонил ее над моим плечом.

— Не шевелись, Аойфе. Как бы ни было больно. Поняла меня?