Дверь на Сатурн - Кларк Эштон Смит Страница 32

В момент удара рука, держащая меч, испытывает различные ощущения от соприкосновения с шеей преступника. На этот раз я ощутил нечто совершенно непохожее на то впечатление, связанное в моем сознании с обезглавливанием любого известного живого существа. С облегчением я увидел, что удар оказался успешным. Идеально отрубленная голова Кнегатина Зума лежала на пористом основании плахи, а его тело распростерлось на мостовой, без малейших признаков предсмертных конвульсий. Как я и ожидал, вместо крови вытекла только черная, густая, зловонная жидкость. После удара меча стало очевидно, что у казненного в самом деле не было позвоночника, необходимой части скелета любого человека. Судя по всему, Кнегатин Зум все же отдал свою постыдную жизнь. Таким образом, приговор короля Локваметроса и восьми судей Комориона был приведен в исполнение.

Гордо, но сдержанно, принял я аплодисменты толпы, наблюдавшей за казнью. Горожане с готовностью засвидетельствовали смерть негодяя и теперь громко ликовали над телом казненного. Проследив, чтобы останки Кнегатина Зума передали в руки могильщиков, в чьи обязанности входило захоронение трупов, я отправился домой, потому что других казней на этот день не назначали. Моя совесть была спокойна, и я чувствовал, что вел себя достойно при выполнении далеко не приятного долга.

С телом Кнегатина Зума поступили так, как это было принято по отношению к телам наиболее опасных преступников. Его останки с особенной поспешностью кинули в яму, вырытую между двумя кучами мусора на бесплодном поле за городом, куда люди выбрасывали отходы. Яму закидали землей. Место захоронения никак не отметили, и даже не сделали могильной насыпи. Закон восторжествовал, и все остались довольны, начиная от короля Локваметроса и заканчивая селянами, пострадавшими от грабежей.

Той ночью я лег спать после обильного ужина из фруктов суваны и бобов джонгуа, смоченных в вине фоум. С моральной точки зрения, я имел полное право спать сном праведника, но, как и прошлой ночью, меня терзали страшные кошмары. Я запомнил только все нарастающее ощущение невыносимого беспокойства и постепенно накапливающийся ужас, у которого не было ни имени, ни формы. Меня преследовало мучительное чувство напрасного, темного, безнадежного и тяжелого труда, а также ощущение крушения всех надежд. Кроме того, в памяти остался смутный образ чего-то странного, что не напоминало ни один из известных мне предметов, не предназначенного для человеческого восприятия и понимания. Все эти ощущения и весь ужас, оставшийся в памяти от прошедшей ночи, были как-то связаны с этим образом.

Утром я проснулся разбитым и измученным от, казалось, бесконечной вереницы безуспешных попыток и однообразных неудач. Приписав ночные страдания бобам джонгуа, я решил, что, должно быть, накануне съел слишком много. Хорошо, что тогда мне не пришло в голову обвинить в этих кошмарных снах те зловещие символы, которым вскоре предстояло проявить себя…

Теперь пришло время описать то, что представляет грозную опасность для Земли и ее обитателей; то, что находится за пределами человеческого или земного распорядка, ниспровергает закономерности, насмехается над масштабами и бросает вызов биологическому развитию. Имя этому – страх. И даже по прошествии семи пятилетий моя рука, пишущая эти строки, все еще дрожит при одном воспоминании о пережитом страхе.

Но обо всем этом я еще не знал, когда шел в то утро к месту казни, где трое ничем не примечательных преступников, чьи лица и вину я уже забыл, готовились встретить свою смерть. Однако не успел я отойти от своего дома, как услышал немыслимый шум, который быстро наполнял Коморион. Я различил множество криков, яростных и жалобных, наполненных ужасом и страхом. По-видимому, их подхватывал и повторял каждый, оказавшийся в этот час на улице. Встретив нескольких горожан, которые, пребывая в состоянии крайнего возбуждения, все еще продолжали кричать, я спросил, что случилось. От них-то я и узнал, что Кнегатин Зум, чьим преступлениям, казалось, был положен конец, появился вновь, отметив свое сверхъестественное возвращение совершением пугающего действа на главной улице города на глазах у прохожих! Он схватил уважаемого в Коморионе продавца бобов джонгуа и тут же начал поедать свою жертву живьем, не обращая внимания на сыпавшиеся со всех сторон удары и проклятия, на кирпичи, стрелы, копья и булыжники, которыми закидывала его собравшаяся толпа и полиция. Лишь утолив зверский аппетит, он позволил полиции увести себя, оставив на месте жуткого происшествия только кости и одежду продавца. Поскольку случай был беспрецедентным, Кнегатина Зума бросили в потайную темницу под городской подземной тюрьмой, дожидаясь решения Локваметроса и восьми судей.

Нетрудно представить, какое невообразимое замешательство и глубокое смущение почувствовал не только я, но и городские власти, и жители Комориона. Все видели, что Кнегатин Зум, успешно казненный, был похоронен в соответствии с традиционным ритуалом. Его воскрешение не только нарушало законы природы, но и являлось наиболее дерзким и загадочным вызовом правовым нормам. По существу, с юридической точки зрения, требовалось немедленно провести и утвердить специальный закон, который бы закрепил право проведения повторного суда и пересмотр дел тех преступников, кто смог выбраться из своих законных могил. Но проблема заключалась не только в отсутствии юридических норм. Народ оказался невероятно напуган происшедшим, и сразу же после известия о возвращении разбойника, наиболее невежественные и религиозные горожане стали склоняться к мысли, что в этом событии кроется предзнаменование неминуемого бедствия.

Что же касается меня, то научный склад моего ума не позволял мне верить в существование сверхъестественных сил и заставлял искать объяснение в неземном происхождении Кнегатина Зума. Я был уверен, что тут не обошлось без участия чуждых нам законов биологии и неизведанных свойств внеземного живого организма.

С воодушевлением, почувствовав себя настоящим исследователем, я собрал могильщиков, которые похоронили тело Кнегатина Зума, и приказал им привести меня к месту его погребения на поле отбросов. Тут-то и открылись исключительные обстоятельства дела. Земля над могилой осталась нетронутой, но сбоку было проделано глубокое отверстие, которое мог бы прорыть какой-нибудь крупный грызун. Ни одно существо, обладающее размерами человека или хотя бы имеющее человеческую форму, не смогло бы выбраться через эту дыру. По моему приказу могильщики раскопали могилу. Когда они выгребли всю свежую землю, перемешанную с черепками и мусором, которой они накануне засыпали обезглавленного преступника, то на дне ничего не оказалось, кроме слоя слизи на том месте, где лежал труп. Впрочем, и слизь вскоре испарилась.

Это поставило меня в тупик и еще больше, чем раньше, заинтриговало. Однако все еще уверенный, что происшествие имеет вполне объяснимые причины, я стал ждать нового суда. На этот раз судебное разбирательство прошло быстрее, и судьи вели себя более уверенно, чем раньше. Заключенного снова осудили, и решили казнить его сразу же, на рассвете следующего дня. К приговору суд добавил особые требования к погребению: останки должны были запечатать в прочном деревянном саркофаге, саркофаг поместить на дно глубокой шахты, пробитой в цельном камне, и заполнить шахту массивными валунами. Такие меры предосторожности посчитали достаточными для того, чтобы помешать останкам этого отъявленного негодяя исчезнуть.