Кровь и лед - Роберт Мазелло Страница 34

— И как? Выплюнула?

— Нет. И хотя врачи и медсестры подбадривают родителей, говорят, чтобы те не сдавались, продолжали попытки, по-моему, их просто хотят успокоить.

Карен была далеко не сентиментальна. Мистер и миссис Нельсон, истые лютеране, регулярно ходили в церковь, но их дочери давно отошли от религии. Кристин заявила родителям категорический протест и взяла за правило каждое воскресное утро заниматься каякингом или где-нибудь лазать по горам, а Карен плавно спускала религиозный вопрос на тормозах, пока мать с отцом не отвязались от нее и дочери больше не пришлось выдумывать всякие уловки, чтобы улизнуть от церковных дел. И вот теперь, когда дело коснулось безнадежного состояния Кристин, между родителями и дочерью снова возникли разногласия во взглядах. Миссис и мистер Нельсон цеплялись за соломинку вопреки всем медицинским анализам и прогнозам, тогда как Карен, внимательно изучив результаты компьютерной томографии и честно обсудив динамику изменений с врачами, пришла к своим собственным выводам.

Майкл знал, что это за выводы. После того как они распрощались, он вдруг обнаружил, что не может не только спокойно усидеть на одном месте — такое бывало с ним частенько, — но и вообще оставаться в стенах базы. Он облачился в теплую непродуваемую одежду, нацепил солнцезащитные очки и вышел наружу. Начальник станции был ярым сторонником системы работы парами — далеко отходить от базы в одиночку запрещалось, не говоря уже о том, чтобы отлучиться, не отметив на доске цель ухода, но Майкл планировал побродить поблизости. И в одиночестве.

Сильный ветер полоскал американский флаг так яростно, что тот громко хлопал, будто стреляя из дробовика. Майкл решил погулять по лагерю, который представлял собой неровный квадрат, сформированный основными постройками станции — административным корпусом и столовой, жилыми модулями и лазаретом. Выше по склону холма, на некотором отдалении от квадратной вереницы домиков, располагались вспомогательные сооружения: лаборатории морских биологов, гляциологов, геологов и ботаников, а также сараи для различного инвентаря и оборудования. Кроме того, на базе имелись снегоходы, лодки, грейдеры, вездеходы — их называли «спрайтами» — и бог знает какой еще транспорт. Весь автопарк хранился в металлических ангарах с воротами, которые никогда не запирались. Кому придет в голову что-нибудь украсть или угнать в Антарктиде, куда направляться с награбленным? В отдельном сарае с плотно утрамбованным земляным полом, покрытым соломой, содержалась дюжина ездовых лаек с густым серым мехом и бело-голубыми глазами. Временами по ночам их вой сливался с постоянным гудением ветра и витал по округе, словно плач неупокоившихся призраков.

Проходя мимо узких окон комнаты отдыха, Майкл услышал звуки пианино и заглянул внутрь. Мужчина — кажется, его звали Франклином — наяривал песню в стиле рэгтайм; Бетти и Тина, рослые блондинки, играли в пинг-понг, перебрасывая друг другу мячик с равномерностью метронома. Обе они, как успел узнать Майкл, были «зимовщицами» — в том смысле, что оставались на базе в течение всей долгой и темной полярной зимы, когда солнце совершенно не показывается из-за горизонта. За такие подвиги давали самые настоящие медали, вроде тех, что висела на лацкане у Мерфи. Это был почетный знак отличия, возвышавший его обладателя над окружающими; и «пробирочники», и «батраки» относились к «зимовщикам» с равной степенью уважения.

За углом в лицо ударил шквалистый ветер, причем такой силы, что Майкл мог бы наклониться градусов до шестидесяти, не опасаясь упасть. Он осторожно, преодолевая сопротивление потока воздуха, начал по шатким камням спускаться по склону в направлении заледеневшего берега. Где кончалась граница земли и начинался собственно ледяной покров замерзшего океана, разобрать было невозможно. Да и какая, в сущности, разница? И там и там под ногами была твердая, как скала, поверхность, и там и там подстерегали опасности. Вдалеке он заметил стаю пингвинов, которые стремительно сбегали вниз по склону снежного холма, после чего падали на животы и соскальзывали в стылую воду. Толстенной рукавицей Майкл кое-как нащупал шнурок на капюшоне и затянул его так, что остались видны только темные очки. Солнце, холодное и серебристое, словно сосулька, висело над горизонтом чуть выше, чем неделю назад, медленно, но неуклонно смещаясь к южной стороне небосвода. Когда Майкл последний раз проверял температуру, термометр показывал минус двадцать градусов, правда, бездушный прибор не принимал во внимание фактор противного пронизывающего ветра.

Неожиданно прямо возле лица пронеслось что-то серо-белое, и он инстинктивно поднял руку, чтобы отмахнуться от непонятного объекта. Через секунду нечто вновь промелькнуло мимо, и Майкл понял: над ним вьется поморник — один из антарктических падальщиков. Должно быть, где-то поблизости находится гнездо. Памятуя о том, что поморники часто метят в голову как самую высокую точку на теле врага, Майкл поднял руку над капюшоном и, пока птица носилась вокруг его рукавицы, огляделся. Не хотелось случайно кого-нибудь раздавить.

В нескольких ярдах позади себя он заметил холмик, который служил небольшим укрытием от свирепствующих ветров, а возле него — самку, присматривающую за двумя птенцами. В клюве у нее болтался еще живой рачок, видимо, только что выловленный из воды. Майкл отступил на несколько шагов, и отец птичьего семейства, очевидно, удовлетворенный бегством неприятеля, вернулся к гнезду.

Оба птенца жалобно верещали, выпрашивая пищу, однако один из братьев был крупнее и, когда мелкий птенец начинал пищать, бил того клювом в голову. Он выпихивал брата из безопасного укрытия, но родителей это, кажется, нисколько не волновало. Мать выпустила из крючковатого клюва рачка, и маленькому птенцу осталось только сиротливо наблюдать, как более сильный сородич схватил добычу и проглотил одним махом.

Майкла так и подмывало воскликнуть: «Ну хоть бы поделился по-братски!» — но он понимал, что здесь братские отношения отсутствуют. Если маленький птенец не способен отстоять свое право на жизнь, родители преспокойно оставляют его умирать от голода. Естественный отбор в чистом виде.

Несчастный птенец сделал последнюю попытку пробраться в гнездо, однако более крупный, затрепыхав крылышками, снова его клюнул; малыш, плотно прижав серые крылья к тельцу, пригнул голову и отступил. Мама и папа невозмутимо смотрели совсем в другом направлении.

И Майкл решил рискнуть. Он шагнул вперед и, прежде чем изгнанный птенец, который и ходить-то толком не научился, отскочил в сторону, присел и зажал его между двух рукавиц. Теперь из его рук выглядывала только белая головка с черными бусинками глаз. Поморник-самец издал взволнованный крик, однако совсем не из-за того, что у него крадут чахлого птенца, а скорее из-за угрозы, нависшей над более упитанным отпрыском.

— Пошел ты! — сказал Майкл, прижимая птенца к груди.

Подгоняемый в спину мощным ветром, он, как на крыльях, с легкостью взлетел по склону и поспешил в тепло уютной комнаты отдыха. Интересно, как бы Кристин назвала маленького найденыша, угодившего ему в рукавицы?

6 июля, 1854, 16.30