Дверь на Сатурн - Кларк Эштон Смит Страница 35

Пока мы приближались к центру площади, где разыгрывалось это жуткое зрелище, собралась привлеченная криками толпа. Мгновенно весь город наполнился возгласами, шум голосов все нарастал, и в каждом звуке чувствовался невероятный ужас.

Я не буду говорить о тех чувствах, которые мы, как воины и просто как люди, испытали в те минуты. Стало ясно, что неземные черты предков Кнегатина Зума проявились в самом неприглядном виде, ускоренном его последним воскрешением. Но, несмотря на это и на чудовищную злобу находящегося перед нами негодяя, мы все еще были готовы выполнять свой долг и охранять беззащитное население настолько, насколько могли. Я не хвастаюсь проявленным героизмом. Будучи самыми обычными людьми, мы должны были сделать то, в чем чувствовали свое призвание.

Наш отряд окружил страшное создание и сразу же попытался атаковать его алебардами и трезубцами. Но нам помешали внезапно возникшие трудности: чудовище загораживалось от нас, обвивая свои жертвы. Они находились в постоянном движении, и мы боялись использовать оружие, чтобы не убить и не ранить горожан. Однако, борьба стала затихать по мере того, как чудовище поглощало тела и высасывала из них кровь.

Когда же наступил удобный момент, мы бы все возобновили атаку, пусть даже и безуспешную. Но, очевидно, чудовище устало от бесполезной траты времени, ему надоели досадные приставания людей. Когда мы подняли оружие и приготовились нападать, существо отступило, все еще крепко сжимая обескровленные и обессилевшие жертвы, и вскарабкалось на плаху. Здесь, перед лицом собравшегося народа, все части его тела начали раздуваться, источая нечеловеческую вражду и злость. Скоро оно достигло таких размеров, что перестало помещаться на плахе и начало постепенно сползать с нее во все стороны волнообразными складками. Надо заметить, что его тело раздувалось скорее вширь, чем в высь. Скорость, с которой увеличивались рост и размеры существа, могли устрашить любого героя древних мифов.

Когда уродец достиг размеров, превысивших размеры любого живого существа, обитающего в этом мире, и стал агрессивно двигаться в нашу сторону, медленно вытягивая удавообразные руки, мои доблестные товарищи отступили. Еще меньше я осуждаю население города – горожане покидали Коморион, пронзительно крича и причитая. Бегство, без сомнения, ускорили звуки, которые впервые в нашем присутствии издало чудовище. Они, скорее, напоминали шипение, но звучали так громко, что были почти невыносимы, а их тембр мучительно воспринимался ухом. Но хуже всего было то, что это шипение исходило не только изо рта, расположенного на голове, но и изо всех маленьких ртов, которыми заканчивались присоски. Даже я, Атамаус, отступил и остановился поодаль, за пределами досягаемости извивающихся змееобразных пальцев.

Тем не менее, я с гордостью готов поведать, что задержался на краю опустевшей площади дольше других. Жуткое создание, которое раньше было Кнегатином Зумом, по-видимому, осталось довольно своим триумфом и размышляло о чем-то, лениво развалившись на побежденной плахе, словно гора живой плоти. Его пронзительное шипение притихло, превратившись в слабый свистящий звук, который могла бы издавать семья дремлющих питонов. Существо не предпринимало никаких попыток наброситься или даже приблизиться ко мне. Осознав, что я не имею ни малейшей возможности исполнить профессиональный долг и казнить это чудовище, а также то, что Коморион остался теперь без короля, судебной власти, полиции и населения, я, наконец, покинул обреченный город и последовал за остальными…

Как-то с восходом солнца Морги, верховный жрец богини Йоунде, отправился в сопровождении своих двенадцати наиболее способных и жестоких помощников на поиски проклятого грешника Эйбона. Однако, подойдя к мысу над северной дорогой, они с удивлением обнаружили, что в доме из черного гнейса, где жил Эйбон, никого нет. Такой поворот дела, несомненно, разочаровал их.

Тут было чему удивляться. Жрецы рассчитывали застать колдуна врасплох, не зря же весь заговор против Эйбона разрабатывался в самых глубоких подземельях, за запертыми дверьми, не пропускавшими ни единого звука. Сами служители культа тайком пробрались к его дому всего за одну ночь, подойдя к дверям в тот момент, когда был оглашен приговор Эйбону. Отсутствие преступника на месте разочаровало их еще и потому, что грозное предписание о его аресте, а также символически выжженные на свитках из человеческой кожи руны, оказались бесполезными. Все было напрасно. Кажется, теперь им уже не представится возможность поиздеваться над грешником самыми изощренными способами, применив к нему мучительные пытки, которые они так тщательно придумывали.

Морги оказался разочарован больше всех. Из его уст вырвалось воистину кабалистическое проклятие, длинное и ужасное, когда выяснилось, что верхняя комната пуста. Эйбон являлся его основным соперником в колдовстве и, к тому же, становился все более известным и популярным среди населения Му Талана, этого отдаленного полуострова, лежавшего на краю континента Гипербореи. Поэтому Морги с радостью поверил в некоторые злые сплетни ходившие об Эйбоне и выдвинул на их основании свои обвинения против него.

Слухи заключались в том, что Эйбона считали почитателем древнего, ныне запрещенного, а когда-то очень распространенного, культа языческого бога Зотаквы. Этот бог был древнее самого человечества, и, говорили, что Эйбон черпает силы именно из своей незаконной приверженности этому божеству, которое пришло на Землю из других миров, из чуждой вселенной в доисторические времена, когда земля была еще дымящимся болотом. Люди до сих пор боялись могущества Зотаквы, и ходила молва, что те, кто готов забыть свою человеческую сущность, служа ему, получат в дар жуткие знания и мастерство; им откроются доисторические секреты, принесенные с других планет – обителей ночи и хаоса.

Дом Эйбона, построенный в форме пятиугольной башни, состоял из пяти этажей, в том числе двух подземных. На каждом этаже располагалось по комнате. Приспешники Морги обыскали все помещения тщательно и усердно, но обнаружили только трех слуг Эйбона. Их подвергли мучительным пыткам, медленно заливая их кипящей смолой. Жрецы пытались выяснить, куда пропал их хозяин. Слуги хором утверждали, что ничего не знают, и вскоре пришлось признать, что они говорят правду.

Никаких признаков подземного хода в доме не оказалось. Потайных дверей ни в стенах, ни в полу подземных этажей жрецы не обнаружили. Морги даже дошел до того, что снял плиты пола, под непристойной фигурой Зотаквы, находившейся в одной из комнат на нижнем этаже. Впрочем, сделал он это с большой неохотой, потому что коренастый, обросший шерстью бог со своими неприятными, напоминающими летучую мышь, чертами лица и телом ленивца казался страшно отвратительным для верховного жреца богини-лосихи Йоунде.

Обыск возобновился. Поднявшись на верхний этаж башни Эйбона, и осмотрев комнату, инквизиторы вынуждены были признать, что все их планы рухнули. Они не нашли ничего, кроме нехитрой мебели, полки древних книг с заклинаниями, которые могли принадлежать любому из колдунов, нескольких отвратительных картинок, нарисованных на свитках, выделанных из кожи птеродактиля, и нескольких десятков примитивных урн, скульптур и тотемных столбов, которые коллекционировал Эйбон. Зотаква, в том или ином виде, был изображен на большинстве из этих предметов. На ручках урн красовалось его лицо со злобно и полусонно смотревшими на мир глазами. Не удивительно, что его фигура украшала половину тотемов, доставшихся нынешнему их владельцу от древних племен, наравне с другими тотемами, изображавших тюленей, мамонтов, гигантских тигров и зубров. Морги чувствовал, что все обвинения против Эйбона теперь легко можно было бы доказать, иначе, зачем понадобилось бы человеку, не являвшемуся почитателем Зотаквы, хранить хотя бы одно изображение этого отвратительного существа.