Рожденный дважды - Фрэнсис Пол Вилсон Страница 35

Возможно, он не до конца отрекся от всего мирского. Он постился, молился и работал на монастырских землях, но он все еще хотел знать.

Страсть к знанию побудила его обратиться к самому Верховному аббату с просьбой разрешить ему отправиться на поиски других монашеских орденов, чтобы составить их перечень. Не бенедиктинцев и подобных им известных орденов, а меньших численностью, менее известных, могущих дать что-то новое монашеству в целом.

Ему было позволено отсутствовать два года, но он превысил этот срок. Его путешествие по странам мира оказалось бесконечно увлекательным. Он встречался с несколькими братствами орфиков и с пифагорейцами в Греции. Он нашел остатки братства иудейских мистиков и анахоретов на Среднем Востоке и даже трех столпников, предававшихся аскезе на каменных столбах в пустыне Гоби. На Дальнем Востоке он изучал разного толка буддийские монашеские секты, а в Японии встречался с последними двумя уцелевшими членами ордена монахов, исповедующих служение Богу путем нанесения себе увечий.

Он выполнил свою миссию. Составленный им перечень монашеских орденов и описание их образа жизни были уже самыми полными в мире, но ему этого оказалось недостаточно, он пошел дальше. Его влекли слухи о темных тайнах, похороненных в древних развалинах и в запретных книгах. Он вел раскопки в этих развалинах и прочитал некоторые из древних мистических книг.

И навсегда стал другим.

Он больше не жаждал знаний. Он мечтал вернуться в свое аббатство и спрятаться от всего мира и от того, что узнал.

Но этому не суждено было свершиться. Перемены, происшедшие в нем, привели его сюда, к католикам-пятидесятникам. Тайны вот-вот должны были раскрыться, и он чувствовал, что Господь хочет его присутствия там, где это произойдет.

Но окажется ли он в силах ответить на брошенный ему Злом вызов? Ни его детство на ферме в Реми, ни зрелые годы в монастыре ордена созерцателей не подготовили его ни для чего подобного.

– Тебе еще нравится группа «Джефферсон эйрплейн»? – спросила Кэрол, сидевшая в большом кресле в библиотеке Хэнли. Она уже привыкла считать это кресло своим.

Сегодня с утра она чувствовала себя лучше. Джим был так нежен, когда прошлой ночью они занимались любовью, шептал ей такие чудесные слова, что она перестала чувствовать себя никудышной женщиной, которая не способна иметь детей. Она взяла с собой в особняк пару пластинок Лауры Найро, и теперь из скрытых колонок стерео доносился чудесный голос и изысканные стихи, делая большой особняк немного более похожим на обитаемый дом.

Впрочем, ее так же тошнило, она чувствовала себя такой же разбитой, как с недавнего времени всякий раз по утрам. Очередной кошмар с морем крови этой ночью тоже не улучшил ее состояния.

С ней творится что-то непонятное. Утром она решила, что договорится с доктором Альбертом о полной проверке. Если он ничего не найдет, она пойдет к гинекологу и по-настоящему займется упорядочением своих месячных.

Но сейчас она выбросила из головы все неприятные мысли, удобно устроилась и стала читать отдел «Искусство и свободное время» во вчерашней «Санди таймс». Она только теперь добралась до него. Джим заставил ее позвонить на работу и сказаться больной, так как с самого утра она чувствовала себя усталой.

Он хотел, чтобы она вообще оставила работу. Им, мол, теперь не нужны эти деньги, так зачем ей тащиться каждое утро в больницу? Убедительно и логично, но Кэрол не хотела уходить. Не сейчас. Не раньше, чем у нее появятся дети, чтобы сидеть с ними дома. А пока в больнице есть люди, которым она нужна. Такие, как Додд.

Кэй позвонила ей утром из больницы и сказала, что Морин Додд согласилась взять отца к себе. Она заберет его завтра. Эта новость сделала утро счастливым для Кэрол.

– "Джефферсон эйрплейн"? – переспросил Джим, входя в комнату и жуя. В одной руке он держал наполовину съеденное яблоко, в другой – один из дневников Хэнли. Он с самого утра только и занимался тем, что копался в этих дневниках. – Я равнодушен ко многим из их новых композиций. Почему ты спрашиваешь?

– О, просто хотела знать. На распродаже у Корветта «После купания у Бакстера» продается за два тридцать девять.

Джим проглотил кусок и рассмеялся.

– На распродаже? Любимая, мы больше не должны думать о распродажах. Если захотим купить ее, выложим полную сумму в четыре семьдесят девять. У нас будет стерео, и нам больше не понадобятся пластинки моно. Ты что, не поняла? Мы ведь богаты.

Кэрол мгновение обдумывала все это. Они проводили уйму времени здесь, в особняке Хэнли, но все еще спали, если и занимались любовью в своем маленьком доме. Может быть, пора перестать называть эти хоромы особняком Хэнли? По закону, это теперь особняк Стивенса.

– Я не чувствую себя богатой, – призналась она. – А ты?

– Я тоже, но я собираюсь научиться этому, хотя мне страшновато.

– Что ты имеешь в виду? – Неужели Джиму так же страшно, как и ей?

– Богатство. Не хочу, чтобы оно изменило нас.

– Не изменит, – твердо сказала она.

– Я знаю, что оно не изменит тебя. Речь обо мне. Вдруг я перестану писать, потому что деньги сделают мою жизнь слишком хорошей? Вдруг наступит пресыщение, и я размякну?

Кэрол не удержалась от улыбки. Как часто это с ним бывало: он сбрасывал личину упрямого скептика и становился очень уязвимым. В такие минуты она особенно сильно любила его.

– Ты? Размякнешь?

– Может случиться.

– Никогда!

Он улыбнулся ей в ответ.

– Надеюсь, что ты права, но, между прочим, что скажешь, если во время уик-энда мы отправимся на Бродвей?

– Смотреть спектакль?

– Конечно! На лучшие места. Дни, когда мы считали мелочь, позади.

Найро перешла к другой песне.

– Ты слышишь? Она поет про нас. Это мы спрыгнули с поезда бедности. У тебя газета, выбери спектакль, любой, и мы на него пойдем.

Кэрол стала просматривать первую страницу. Она увидела анонсы спектаклей: «Я никогда не пел для отца», «Что же теперь, Доу Джонс?», «Ты хороший человек, Чарли Браун». Ни один из них не вызвал у нее особого интереса. Тут она дошла до анонса на целую полосу с цитатами из восторженных рецензий на последний спектакль Нила Симонса.

– Давай пойдем на «Апартаменты на площади».

– Уже идем. Я позвоню агенту по распространению билетов – пусть раздобудет пару хороших мест. Цена не имеет значения.

Кэрол нерешительно проговорила:

– Как ты полагаешь, мы сможем попасть на дневной спектакль?

– Думаю, что сможем, а почему?

– Знаешь, после прошлого понедельника...