Блюз черной собаки - Дмитрий Скирюк Страница 36

Сегодняшний Михалыч был сильно небрит, одет в серый спортивный костюм и синий берет с хвостиком, отчего издалека смахивал на десантника. Люди обходили его стороной. И впрямь, занимался он очень странным с точки зрения обывателя делом — фотографировал забор.

— Привет, Артур, — окликнул я его, подходя ближе. — Как жизнь?

— О! — воскликнул тот, оторвавшись от видоискателя, и чуть не уронил треногу. — Блин-компот! Жан! Ты-то мне и нужен. Ну, это самое, слушай. Как вытащить снимки с карты памяти? А то я их случайно стёр.

Я покачал головой. Что да, то да: в своей рассеянности Артур неисправим.

— Смотря какая камера.

— «Кэнон» D-300. Обидно: неделя работы насмарку.

— Ах «Кэнон»…

Я покивал. Всё ясно. Знакомая история: камера хорошая, а меню дурацкое — опции «стереть» и «стереть всё» там находятся рядом. Меня тоже чуть инфаркт не хватил, когда я однажды по ошибке едва не отправил в корзину всю дневную фотосессию.

— Это только через комп.

— Ну, это-то само собой, — задумчиво согласился Михалыч. — А как?

— Есть специальная программа. Камера ведь не удаляет снимки — для этого нужно жёсткое форматирование, она только стирает метки, чтобы файлы не читались, а поверх записывает новые… Ты после не снимал на ту флэшку?

— Что я, маленький? Вот она…

— Не доставай, — остановил его я. — Лучше зайди как-нибудь на днях к нам в студию, я тебе дам диск.

— Хорошо. О… — Михалыч наконец-то заметил Тануку. — Ты не один?

— Да, извини. Это Артур, — представил я Михалыча своей спутнице и развернулся на сто восемьдесят градусов. — А это…

— Мы знакомы, — сказала Танука.

Оп-па… Видно, правда, что Пермь — очень маленький город.

Мне стало неловко, и я поспешил сменить тему.

— Чем это ты тут занят?

— Да вот, — Артур кивнул на забор, — снимаю.

Я пригляделся.

Мы находились возле детского сада, и я даже не обратил внимания, что бетонный забор и стена дома поблизости изрисованы мелом. Известное дело, ребятня балуется — обычные рисунки: три-четыре экземпляра Сэйлор Мун, листы каннабиса зелёным спреем, надписи: «Цой жив!», «Jan Klod Wan Damm» и «Телепузик-Покемон», а дальше похабень какая-то, три буквы… Ну, тут уже постарались тинейджеры постарше. Однако Артур снимал не это. Прямо перед нами была странная картинка — то ли человек, то ли зверёк на задних лапах в обрамлении каких-то листьев или волн. Морда лица отсутствует, так что видовую принадлежность невозможно определить ни с первого взгляда, ни со второго. Действительно, странный рисунок. Что должно быть в голове у ребёнка? Жаль, что я терапевт, а не психиатр. Впрочем, я всегда недолюбливал эти дела.

— Что это?

— Нравится? — Артур на шаг отступил, критически склонил голову и посмотрел на рисунок. — Забавно, правда?

— Ты нарисовал? — предположил я.

— Боже упаси! — рассмеялся он и, слегка запинаясь, стал рассказывать, как на прошлой неделе шёл домой из гостей и заметил на стене рисунок, явно сделанный детской рукой. Несколько линий так зацепили его своей необычностью, что Артур на следующий день вернулся туда с камерой, а потом, рассмотрев изображение на экране компьютера, задался целью пройтись по городу в поисках подобных. Идея не нова. Помнится, в повести Станислава Лема тоже упоминался профессор, филолог, изучавший надписи на стенах общественных туалетов; у него всё время возникали трудности, когда он пытался протащить туда камеру и штатив… К счастью, Михалыч до такого экстрима пока не дошёл. Посоветовать ему, что ли, запечатлеть мои следы в «Кристалле», на размякшем кафеле? Хотя не надо — думаю, не поймёт.

— Уже неделю хожу, — тем временем похвастался он.

— И много наснимал?

— Порядочно. Потом зайдёте ко мне, покажу. Жаль, карточка накрылась, а то прямо сейчас бы…

— Вытащим, — уверенно пообещал я.

Пока мы так стояли и трепались, солнце поднялось в зенит и заглянуло в колодец двора. Меловые линии поблёкли и почти слились с выгоревшей жёлтой штукатуркой. Наступил полдень. Несмотря на вчерашнее, есть мне хотелось уже по-настоящему. Узнав о цели нашего похода, Артур собрал штатив, упаковал камеру, и мы двинулись в кафе уже втроём, купив по пути парочку эскимо. Танука от мороженого отказалась. «Жирное, сладкое, да ещё и холодное, — пояснила она. — Мерзость какая! Мне потом будет плохо». Странно… Как чай, так восемь ложек сахара, а теперь на тебе — «жирное и сладкое». Избаловалась молодёжь.

Кафе не обмануло наших ожиданий. Закусили мы отменно, а вот пить не стали. Лучшая черта характера Артура — он не употребляет ни пива, ни водки, разве что изредка позволит себе бокал хорошего сухого вина.

За едой Артур разговорился. Посетителей было мало, но на нашу компанию всё равно оглядывались. Танука сама по себе колоритная девушка, а Артур в берете походил на какого-то художника, сбежавшего сюда прямиком из шестидесятых. Кем со стороны казался я, оставалось только гадать.

— Это очень интересно, — говорил Михалыч, облокотившись на столешницу. — Я не обращал внимания, но мне кажется, в прошлые годы такого не было. Но самое странное — они все чем-то схожи. Единый стиль, какой-то примитивный анимализм! Будто поветрие… Я против воли заинтересовался.

— Думаешь, их рисует один и тот же человек, один и тот же ребёнок?

Артур сложил ладони в замок и утвердился на них подбородком.

— Знаешь, не похоже, — задумчиво сказал он. — Манера разная. Но…

Он умолк. Молчал и я. Собственно, почему меня заинтересовала эта тема — рисунки на заборах? Ерунда какая. Однако странный зверёк действительно не выходил у меня из головы. Кстати, мы ведь вроде собирались в мастерскую.

— Ты куда сейчас?

— Я? — удивился Артур. — Так… По городу брожу. А что?

— Пошли с нами в студию. Заодно твои картинки из фотика вытащим.

Михалыч посмотрел на часы и неопределённо пожал плечами:

— Ну, можно.

Мы выбрались из тёмного подвальчика и сразу стали щуриться. Мои «хамелеоны» потемнели, Артур нацепил зелёные круглые очки, Танука нахлобучила бейсболку. День и вправду удался. С общего согласия решили двигаться пешком, тем более что идти предстояло не в гору, а вдоль реки. Мы прошли двором, по пути осмотрев трансформаторную будку на предмет наличия примечательных рисунков, ничего не нашли, свернули под арку — и сразу оказались на пересечении Большевистской и улицы 25-го Октября. Справа замаячила розовая стена углового здания. Михалыч вдруг остановился, знаком попросил нас обождать, расчехлил камеру и зачем-то перебежал обратно, на ту сторону. Я подумал, он собрался снять нас, но Артур нацелил объектив куда-то вверх. Он долго примеривался, наконец сделал несколько снимков маленькой башенки, которой венчалось здание, и вернулся к нам.