Сатанель. Источник зла - Хуан Марторель Страница 37

Готовя себе завтрак, Николь пыталась выбросить из головы и ночные видения, и вызванные ими страхи. Связь между странным сном, керамической табличкой и нарисованным на ней планом была совершенно очевидна.

— Я уже помешалась на этой табличке, — пробормотала она, добавляя сахар в кофе с молоком. — Надо поскорее ее расшифровать, а если не получится, просто забыть о ней.

Сигнал клаксона, короткий и отрывистый, вывел ее из раздумий. Николь допила кофе и поставила чашку в мойку. По пути к двери она подхватила свою сумочку и портфель для документов. Распахнув дверь, она увидела Жана. Он улыбался и махал рукой, стоя возле автомобиля.

Внезапно все ее тревоги отошли на второй план. В это прекрасное весеннее утро сияло солнце. Была пятница, а значит, Николь ожидали чудесные и многообещающие выходные.

Париж, 2000 год

— У тебя есть какая-нибудь информация об этом архитекторе… — он заглянул в лежащие перед ним бумаги, — о Жане Массарде?

— Да. Похоже, он действительно тот, за кого себя выдает. У него есть дом в Сен-Жермен-ан-Ле; он расположен напротив дома, в котором мы поселили нашу женщину. Согласно записям, он приобрел его месяц назад. Его отец — известный парижский архитектор, и этот мужчина работает в отцовской студии. Если тебе интересно, я могу зачитать тебе его анкету: место учебы, увлечения, сведения о семье…

— Не стоит. Но на всякий случай сохрани это. — Он задумался. — Дело в том, что он нам может пригодиться. Скоро женщина ощутит на себе давление и может сломаться. Это хорошо, если нечто… или некто выступит в качестве противовеса. Быть может, стоит ввести образ этого мужчины в ее сны?

— Не думаю. — Его собеседник засмеялся, хотя миндалевидные зрачки его желтых глаз излучали ледяной холод. — Я думаю, женщина по уши в него влюблена. Так это, кажется, у них называется. Ей не нужна никакая помощь. Она и так все время о нем думает.

Ответом ему был одобрительный кивок.

— Вот и хорошо. Как бы то ни было, будь начеку, не теряй бдительности. Приближается решающий момент. Мы не имеем права на ошибку.

— Мы ее не совершим.

Лион и Реймс, 1314 год

Когда Арман де Перигор вернулся домой, время обеда давно прошло и Марсель встретила его причитаниями, что не может приготовить ему пристойную еду, если не знает, когда хозяин придет. Алхимик много часов просидел на скамье в маленькой церквушке, погрузившись в размышления, и не замечал ни времени, ни происходившего вокруг. Он выбрал место подальше от алтаря, слева от входа — туда едва проникал скудный свет лампад. В церкви было холодно, и только пробивавшиеся сквозь стрельчатое окно косые лучи солнца рассеивали полумрак. Арман чувствовал, как его обволакивают тишина и покой и как выходит из-под контроля сознание, подвластное силам, присутствие которых он ощущал.

В состоянии глубокого катарсиса он видел перед собой светлые и темные лики, Иисуса, поднимающего кубок с собственной кровью, а затем, почти без перехода, перед ним вновь возник черный предмет. Его окружала пустота, а исходившее от него сияние казалось более черным, чем он сам. Освобожденный разум Армана прокладывал себе дорогу сквозь миры, о существовании которых прежде он не имел ни малейшего представления; теперь он созерцал добро и зло и впадал в экстаз, лицезрел Бога и… дьявола.

Мимо проходил старенький священник с гасильником свечей. Он остановился и посмотрел на Армана. Священник знал его много лет, между ними часто завязывались продолжительные поучительные беседы. Сейчас он понял, что молодой человек его не видит, и старика обеспокоила полная неподвижность юноши. Он подошел поближе. Глаза Армана де Перигора были открыты и смотрели прямо перед собой, но его грудь, пусть и едва заметно, но вздымалась и опускалась в такт его дыханию. Священник успокоился и, пожав плечами, продолжил путь, решив, что вернется сюда позже.

Когда Арман очнулся от своих грез, на душе у него было спокойно. Он медленно встал и направился к выходу. Солнце ударило в глаза — юноша моргнул и увидел кубок Годфруа де Сент-Омера на ярко-красном фоне ослепленной солнцем сетчатки. Арман обошел церковь и зашагал к расположенному позади нее маленькому кладбищу в двадцать могил, в которых покоились тела тех, кто при жизни носил гордое звание рыцаря-тамплиера. К этому укромному месту вела железная дверь в каменной стене, которая с трех сторон отгораживала кладбище от городских улиц. С четвертой стороны оградой служила стена церкви.

Посередине кладбища возвышался памятник. Арман был совсем маленьким, когда отец впервые привел его к этому склепу.

— Это могила Жильбера де Перигора, одного из наших предков, — сказал тогда отец. — Он сражался против неверных в Святой земле.

Мальчик широко открытыми глазами смотрел на каменную плиту гробницы, верхний край которой находился на одном уровне с его головой. На ней была высечена фигура лежащего воина в шлеме и доспехах. Каменные руки воина крепко сжимали каменный меч. Маленький Арман испуганно прижался к отцу. Перед собой он увидел лицо воина с длинной бородой и массивным носом, с тех пор серый цвет камня ассоциировался у мальчугана со смертью.

Прошло немало времени, пока воспоминание об этом лице перестало его пугать. Долгие годы ему снился один и тот же сон: на него ехал рыцарь на огромном боевом коне. Лицо рыцаря было высечено из камня, а его глазницы зияли пустотой.

Позже, немного повзрослев, он многое узнал о Жильбере де Перигоре, рыцаре ордена Храма, который участвовал в крестовом походе на Святую землю, где защищал христианство от неверных. Большую часть своей жизни он провел на острове Мальта — там находилась штаб-квартира ордена. Потом вернулся во Францию, но спокойная жизнь была не для него, и вскоре дух искателя приключений и стремление отстаивать то, что он считал единственно истинной верой, увлекли его на границу Кастилии воевать с сарацинами.

Арман знал, что во всех странствиях его предка сопровождал кубок, который привез из Иерусалима человек, ставший одним из основателей ордена. Мать Жильбера была из рода Годфруа де Сент-Омера, она подарила кубок сыну в день, когда того посвятили в рыцари, и с тех пор рыцарь и кубок всегда и везде были вместе. Арман знал, что в день смерти Жильбер попросил, чтобы ему в последний раз дали подержать священный кубок. Он так и умер с кубком в руках.

Мало-помалу сны, пугавшие юного Перигора, прекратились. Их место занял живой образ его славного предка. Теперь Жильбер стал для Армана живым человеком из плоти и крови и примером для подражания. И подобно ему он надеялся когда-нибудь стать рыцарем-тамплиером.

К сожалению, этим мечтам не было суждено сбыться.

Арман остановился у могилы и скользнул взглядом по знакомым чертам, за долгие годы прочно врезавшимся в память. Едва слышно прошептав молитву, он коснулся пальцами каменных рук, сжимавших меч. Он поднял глаза к солнцу и наконец сообразил, что уже довольно поздно. Задумчиво глядя себе под ноги, он зашагал домой.