Мой знакомый призрак - Майк Кэри Страница 39

По ту сторону двери — лестница, ведущая в другой бар. Там никто не танцевал, по крайней мере в поле моего зрения. С десяток девушек в эфемерном белье, рассевшись небольшими группками, о чем-то вполголоса беседовали. Мое появление вызвало некий интерес, который тут же пропал, когда показался Шрам. Потеряв надежду обслужить выгодного клиента, девушки вернулись к своим разговорам.

— Членский бар! — прогремел мой спутник.

Старые шутки одержимых духом порой вызывают у меня профессиональный интерес, но на невозмутимом лице Шрама не было и намека на то, что он чувствует пошлый юмор. Мой взгляд метался по маршруту: Шрам — девочки — Шрам.

— Как, по мнению Дамджона, мне следует проверять комнаты? — спросил я. Перспектива заглядывать под кровати, в то время как на них эти милые создания зарабатывают себе на жизнь, мне совершенно не улыбалась.

— В зависимости от положения дверной ручки.

Боже мой… Я взглянул на Шрама с каким-то обиженным интересом: наверняка ведь будет продолжение!

Великан поднял огромную ладонь, плотно сжав пальцы. Это «бумага» в игре «ножницы — бумага — колодец».

— Если ручка стоит так, значит, комната пуста. Если так, — он повернул ладонь на девяносто градусов, — значит, там кто-то есть.

— И что с такими делать?

— Пропускать, — снова зарычал Шрам, — если, конечно, в замочную скважину подглядывать не хочешь!

Решив не заострять внимание на последней фразе, я приступил к осмотру. За всю свою жизнь в борделях я был всего три раза: в Карачи (в поисках пива), на Майл-энд-роуд (по долгу службы) и в Неваде (в момент слабости, за которую начал корить себя уже в процессе и не перестаю до сих пор). Все три были похожи, словно близнецы, и этот явно принадлежал той же семье. В каждой комнате по кровати — функциональному центру, столику с глянцевыми журналами, разложенными, словно туристические проспекты («В этом году вы снова едете в Брайтон, но не хотели бы увидеть Париж, Рим и Алгарве?»), плюс по маленькому мусоросборнику с толстым пластиковым пакетом внутри. На стенах ни одной картинки, на прикроватных тумбочках никаких безделушек. Гидеоновских Библий тоже нет: в таких заведениях работники и клиенты не желают, чтобы отдаленные перспективы спасения мешали текущему процессу.

А еще они все были чистыми. Не в физическом смысле (хотя и так тоже), а в метафизическом. Если честно, меня это немного напугало. Дело не только в отсутствии призраков: во многих местах они появляются лишь изредка. Но в любой жилой комнате должны быть информационные отпечатки: эхо старых переживаний, въевшееся в камни, воздух или пыль на подоконнике. В этих же комнатах не было ничего, их будто скребком выскребли.

Другими словами, в услугах изгоняющего нечисть бордель не нуждался: тот, кто побывал здесь ранее, поработал на славу.

Из тридцати восьми комнат на двух этажах двадцать одна оказалась свободна. Наверное, еще рано… Я из кожи вон лез от старания, даже в туалеты заглянул. Они, как и полагается закулисью, были вылизаны с чуть меньшим тщанием, однако и там не нашлось ничего подозрительного, заставившего бы мою антенну вибрировать, если только это само по себе не является подозрительным.

Я пошел докладывать о результатах. Шрам ждал у одного конца барной стойки, а девушки как ни в чем не бывало собирались за другим. Похоже, в присутствии великана нервничал только я. Увидев меня, он рывком расправил пиджак и повел на первый этаж.

— Феликс! — воскликнул Дамджон, будто меня не было несколько часов и он уже начал волноваться. Отложив ручку, он закрыл блокнот и снова велел сесть напротив, только на этот раз я был спокоен.

— Все безукоризненно чисто, без единого пятнышка. При таких обстоятельствах с удовольствием соглашусь на половину оговоренной суммы, потому что только и пришлось, что…

Лукаш отмахнулся.

— Пустяки, Феликс, пустяки! Я рад, что ты согласился приехать. — О том, что он сам послал за мной грозного великана, Лукаш предусмотрительно умолчал. — Шрам, пожалуйста, проводи мистера Кастора к администратору, пусть Арнольд расплатится с ним наличными из резерва на непредвиденные расходы. Феликс, был рад встрече!

Дамджон протянул руку, и я машинально ее пожал. Ошибка, большая ошибка!

ВСПЫШКА: Они все выстроились на плацу перед погрузочной площадкой фабрики. Мужчины в зеленой форме, совсем как у докторов на западе, только темнее; женщины в грязных халатах и платках. Все пахнут уксусом, потому что на фабрике маринуют овощи и фасуют в банки. Капитан очень доволен и гладит меня по голове. Ему приходится наклоняться — даже для своего возраста я очень маленький. «Который из них Бозин?» — шепчет он, и я молча показываю. Капитан кивает: судя по всему, Бозин выглядит именно так, как он предполагал. По его знаку солдаты вытаскивают Бозина вперед. Неприметный мужчина средних лет, лицо глупое и бесстрастное. Капитан прячет в кобуру пистолет, которым размахивал, берет у одного из солдат ружье и трижды ударяет прикладом по глупому вражескому лицу, пользуясь тем, что двое помощников держат Бозина прямо. Удары такие сильные! У Бозина ломается нос, зубы сыплются в горло, глаз вминается в глазницу. Вот он падает на землю… Живой, надо же, живой! Одним горлом издает какие-то булькающие звуки… Капитан поворачивается ко мне и кивает: давай, мол, твоя очередь! Я что есть силы пинаю Бозина по яйцам.

ВСПЫШКА: Та женщина, Мерседес, стала символом моей гордости, чем-то вроде значка, который я надеваю, прежде чем выйти вечером из дома. Красота, утонченность, лоск, обтягивающим платьем покрывающий ее тело, — все это демонстрирует, что я уже не мальчик. «Смотрите, завидуйте, уважайте!» — говорят они тем, кто видит нас вместе. Недаром ее имя совпадает с маркой дорогой машины; обладать такой — значит заявить о собственном статусе. Жаль, что иногда приходится относиться к Мерседес с холодным презрением, но ведь это — самое главное. Чтобы завоевать уважение, нужно доказать, что она его не заслуживает, Чем больше унижаю Мерседес, тем выше я сам. Привыкнуть к новой роли нелегко. Однажды ночью вспыхивает ссора: она хочет уйти, и я поднимаю на нее руку. Избив, то есть заставив незаслуженно страдать от боли человека, который доставлял мне такое удовольствие, я словно мир заново открыл, словно жажду утолил. Правда, ненадолго, хочется еще и еще.

ВСПЫШКА: Уцелевшие дома горят. Я бреду по улицам без всякой спешки, потому что обстрелы и бомбардировки закончились. Здесь у меня была кое-какая недвижимость, но потерять ее не так обидно, тем более когда придет контингент ООН со всем демократическим фанфаронством и бюрократической атрибутикой, возможно, даже выплатят компенсацию. Глядя на дом, который вот-вот рухнет, делаю следующий вывод: Югославия была подобна дому, хлипкому, держащемуся на одной балке. Когда эту балку — коммунистическую партию Тито — сместили, стало неизбежно, что неуправляемые озорные дети рано или поздно доиграются в войнушку и крыша упадет им на голову. Им на голову, а не мне… Дом рушится, дождем летят искры, мощный поток пепла и дыма обволакивает меня и на секунду слепит. Среди развалин дочерна обгоревшая рука ребенка или миниатюрной женщины. Так вот откуда смрад… Вытираю пятно со своего кашемирового пальто: думал, это пепел, который раз — и стряхнул, а оказалось — жирная копоть. Да уж, пепел, грязь и копоть, цивилизацией здесь и не пахнет. Я не спеша бреду по улицам. До самолета двенадцать часов.