Сатанель. Источник зла - Хуан Марторель Страница 39

Жан признался агентам на допросе, что его хозяин, видимо, тронулся рассудком, и вначале хотел отказаться помогать. Затем подумал, а не сбежать ли ему. И наконец, еще раз перекрестившись, решил сделать то, что от него требовалось…

Представив себе эту сцену, Ногаре не удержался от смеха, что привлекло внимание его секретаря Роже: пусть ненадолго, но черный фрагмент оказался рядом с костями существа, при жизни бывшего рыцарем-тамплиером.

Ногаре откинул голову на спинку стула, закрыл глаза и мысленно перенесся в Париж, куда намеревался вернуться уже завтра. Он оставил там немало проблем и не раз задавался вопросом, не теряет ли он контроль над ситуацией, в создании которой принял самое активное участие.

— Теперь это не имеет значения, — ответил он на собственный вопрос. — Главные цели достигнуты, а изъятие фрагмента станет великолепным заключительным аккордом всей комбинации.

Он вспомнил аббатство Мобюиссон и тот сентябрьский день 1307 года, когда ему удалось запустить механизмы, которые и привели к падению ордена Храма.

Голоса, смех и топот ног по мраморным плитам холла возвестили Ногаре о возвращении короля. Он отложил документы, которые изучал, и вышел навстречу королю и его свите.

Завернув за угол широкого коридора, он увидел приближающуюся к нему группу людей. Его облаченная в черные одежды аскетичная фигура резко контрастировала с пестрой компанией, впереди которой вышагивал Филипп IV, разодетый по последней моде, которую сам так часто менял: зеленые охотничьи брюки были заправлены в высокие черные сапоги; того же цвета короткая рубашка открывала широкий пояс с серебряной пряжкой; завершала костюм шляпа с широкими полями и пером, которую король сжимал в руке вместе с хлыстом. Рослый Филипп заметно выделялся из толпы сопровождавших его людей. Его длинные волосы, не прикрытые шляпой, золотистыми локонами рассыпались по широким плечам. Лето началось недавно, но светлую кожу короля уже позолотило солнце. Ярко-синие глаза придавали ему по-юношески наивный вид. Впрочем, это обманчивое впечатление невинности, производимое королем, развеивалось очень быстро. Ногаре в который раз убедился, что прозвище Красивый, давно и прочно закрепившееся за именем короля, является вполне заслуженным.

Кавалеры и дамы из свиты короля смеялись и пытались шутить в извечной борьбе за внимание монарха, что неизменно вызывало презрение у его фаворита. Впрочем, лицо Филиппа в этот момент было серьезным, и весь его вид говорил, насколько он далек от ужимок придворных. Заметив Ногаре, он несколько оживился и взял его под руку.

— Ах, Ногаре, вы-то мне и нужны! Пойдемте. — Не обращая ни малейшего внимания на своих провожатых, он увлек его в королевские покои.

— Как поохотились, ваше величество? — поинтересовался Ногаре, пока камердинер снимал с Филиппа сапоги.

— Отлично, — король сделал камердинеру знак оставить их с Ногаре наедине. — Но сейчас меня интересуют вовсе не олени, — продолжал он, как только дверь закрылась, — а золото. Мне нужно золото… срочно и много.

Ногаре хранил молчание. Он знал: королю нужно дать выговориться.

— Присаживайтесь, присаживайтесь… — Филипп развалился в кресле и кивнул на стул напротив. — Этот человек… я его ненавижу… Сегодня на охоте ломбардийский банкир Палма осмелился напомнить мне о ссуде, которую мы у него брали. Я давно должен был распорядиться отрубить ему голову. Хотя это никогда не поздно сделать. Он дал мне понять, что пока мы не расплатимся с долгами, не получим новых займов ломбардийского банка. Подумать только! Как он смеет так разговаривать с королем Франции! — последнюю фразу Филипп завершил ударом кулака по столу.

— Банкиры… евреи… — эти подлые людишки друг друга стоят, сир.

— Да. Но нам без них не обойтись. Они заправляют деньгами.

— Не забывайте о церковниках, сир. И прежде всего о рыцарских орденах.

— Как я могу о них забыть! Проклятый Бонифаций, гореть ему в аду… — этот выпад, вызвал улыбку у его собеседника. — С него начались все наши беды.

Филипп подразумевал буллу Clericus Laicus, принятую в 1296 году. Этой буллой папа освободил духовенство от уплаты налогов, и светская власть утратила влияние на Церковь. После этого отношения между папским престолом и троном Франции стали ухудшаться. Четыре года спустя Филипп направил к папе самого Ногаре в последней попытке исправить то, что исправлению уже не подлежало, поскольку годом ранее французский король отказался поддержать папу в его конфликте с Арагоном. Переговоры между понтификом и королевским послом шли трудно и, когда не осталось ни малейших надежд на достижение взаимопонимания, завершились отлучением посыльного французского короля от Церкви. Ногаре-слуга Сатанеля торжествовал победу, а Ногаре-человек принялся вынашивать план мести.

Все последующие годы королевский фаворит посвятил разжиганию вражды между Францией и папским престолом (очень многие из его приспешников занимали посты, близкие к папе). В 1302 году папа ответил на его усилия буллой Unam sanctam, в которой он провозглашал верховную власть Церкви и резко критиковал действия Франции и конкретно Ногаре, указывая на его роль подстрекателя конфликта.

Филипп IV рассвирепел, когда узнал, что Бонифаций предложил французский престол австрийскому императору Альберту. Он публично сжег папскую буллу и утвердил план, предложенный ему Ногаре.

— Можете мне ничего рассказывать, главное — сживите его со света.

Гийом де Ногаре добился того, чего хотел. Теперь его руки были развязаны. Он начал искать дружбы с недругами папы, в их числе с флорентийским банкиром Муччато де Францези и главой партии гибеллинов Скьярой Колонной. В ходе прекрасно спланированной операции он арестовал Бонифация прямо в его дворце в Ананьи. Оставшись с понтификом наедине, Ногаре предстал перед ним в своем истинном обличье.

— Теперь ты знаешь, с кем связался, — усмехнулся он.

Папа без чувств упал на пол.

Вскоре Бонифация освободили, но его душевная рана была неизлечима, и месяц спустя он скончался. Его преемник Бенедикт XI попытался наладить отношения с Францией, но наотрез отказался отменить анафему, которой его предшественник предал Ногаре.

— Ваше величество, — однажды обратился советник к своему королю, — нам необходим… а если точнее, Франции необходим папа, демонстрирующий верность вам и вашей короне.

— Я полностью с вами согласен, — откликнулся Филипп, — но я не назначаю пап. Кроме того, не в моих силах заставить их исчезать, если они мне не по вкусу.

— Первое затруднение можно утрясти, а что касается второго… — Ногаре пожал плечами.

Несколько месяцев спустя Бенедикт скончался, и его сменил Бертран де Го, принявший имя Климента V, который пользовался поддержкой и доверием французской короны. Что касается Гийома де Ногаре, то он достиг вершины своей земной власти.

— Итак, Ногаре… — король очнулся от своих размышлений и нервно постучал хлыстом по столу. — Деньги, деньги, деньги… Что вы можете мне предложить?