Мы здесь - Майкл Маршалл Смит Страница 4

Для себя Дэвид решил, что вина за обедом не примет ни капли. Но когда стало ясно, что его редактор настроена, мягко выражаясь, с точностью до наоборот, он был вынужден нарушить свой зарок, а чтобы не пьянеть, бдительно разбавлял вино у себя в желудке водой в таком количестве, что был вынужден трижды отлучаться в туалет. Между тем литературные корсары принялись с такой демонстративной легкостью перемывать кости и щеголять именами каких-то только им известных персон, что Дэвид с Доун ощутили себя двумя отважными воробушками (клювики приоткрыты, глазки блестят), запорхнувшими на птичий двор в надежде здесь прижиться и клевать зерно наряду со взрослыми – если, разумеется, капризные боги книжного рынка, топовые блогеры и дух времени явят на это свое благоволение.

Наконец, в соответствии с неким протоколом, которого Дэвид толком не понимал (знал лишь, что платит не он), ресторанный счет оказался оплачен. Из подвальчика все вышли, помаргивая на свет, и расстались в прекрасном расположении духа. Дизайнеры теперь займутся обложкой. Сигнальный экземпляр скоро будет выслан по электронке автору на утверждение. До этой поры писатель еще ничего не утверждал, а потому не чаял приобщиться к этому опыту. Возможно, даже придется надеть по такому случаю особую рубашку. Его заверили, что все идет без сучка без задоринки, а то и лучше.

– Все хорошо, Дэвид, – яростно заверяла его Хэйзел, как будто он собирался этому перечить. – Все просто круто!

Возражать он совершенно не собирался, тем более в таком певучем состоянии духа.

Они фланировали по Парк-авеню, пока литератору не пришло в голову пройти к Брайант-парку. В семидесятые, если ты хотел бахнуться в вену, перепихнуться за недорого или насосаться до одури, здесь для этого было самое место: только свистни, и все поднесут на блюдечке. А уж грабили тут по высшему разряду, средь бела дня. К той поре, когда в Нью-Йорке на несколько месяцев обосновался Дэвид, Брайант-парк превратился в одно из самых живописных мест на Манхэттене: он, помнится, часами просиживал здесь со своей тетрадью и мечтами о будущем, которые начали сбываться лишь сейчас. За истекшее десятилетие парк еще больше похорошел – теперь это был не парк, а, скорее, травянистая площадка в обрамлении деревьев. Сейчас здесь были также кофеенки, а еще – обсаженные деревцами прогулочные дорожки. Дополнял все это благолепие шикарный гриль-бар на внушительном фоне Нью-Йоркской публичной библиотеки. Единственным элементом грабежа здесь остались цены на крабовые тарталетки и «совиньон блан».

Взяв по чашечке латте, они с Доун разместились за столиком на террасе и с час увлеченно, в радостном волнении вспоминали недавний ланч. Какой-то тайный злошептатель словно вещал Дэвиду на ухо: «Все это мираж, чудесный сон, таких, как ты, за сегодня они обработали десятка два, не меньше. Год-полтора, и вы рады будете вернуться к своей поденщине в шляпных магазинах на полставки!» Дэвид, сейчас уже слегка навеселе, для верности даже огляделся: не видать ли в парке еще кого-нибудь из подающих надежды талантов.

Вроде бы нет. Да ну их к дьяволу! Если уж на то пошло, сегодняшний день не для сомнений, а для того, чтобы слушать журчание разговора, чувствовать тепло в голосе Доун, в ее словах о том, как теперь все прекрасно пойдет… Постепенно ручеек ее голоса влился в пещеру где-то на дне души Дэвида и остался там на срок длиною в память.

Наконец настало время уходить. Вот тогда это и произошло.

Они выходили из парка, и, вероятно, Дэвид был не вполне внимателен – еще бы, такие события на дню, да еще и выпитый бокал вина! На тротуарах сейчас тоже было куда как более людно: близился конец рабочего дня и народ расходился по домам.

Сшиблись они, в сущности, несильно. Так, поверхностное столкновение плеч, от которого писателя слегка сбило с курса и развернуло вполоборота к тому, кто развернулся так же.

– Ой, извините! – вырвалось у Дэвида. Неизвестно, он ли был виноват в столкновении, но извиняться ему вообще не составляло труда.

Тот, другой, ничего не сказал, а без остановки заспешил мимо и потерялся в толпе.

Пенн-стейшн в этот час напоминала зоосад. Это был эпицентр бурления толпы людей, которая стекалась туда сразу с трех сторон. В этой давке кипели все: сбитые с толку туристы, едущие в оба конца служащие, ну и, понятно, всякая публика без степеней и званий, для которой вокзальная толчея – это что-то вроде спорта: хлебом не корми, дай лишь потолкаться. За двадцать минут до отхода поезда Доун рискнула отлучиться в туалет, оставив мужа держать оборонительный рубеж возле колонны. Он был измотан: глаза смотрели по-совиному кругло, ноги затекли. Да еще выпитый бокал вина, которое он не умел пить. Людскую толчею Дэвид отрешенно воспринимал, лишь как хаотичность красок и общую сумятицу звуков.

До той минуты, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд.

Человек в джинсах и мятой белой рубашке. Темноволосый, черты лица мужественные, стоит и смотрит на Дэвида немигающими неотступными глазами.

Писатель моргнул, и человека на том месте больше не оказалось – ушел, что ли? Какой-то промежуток времени его не было видно, но Дэвид чувствовал, что тот на него смотрит. А также то, что этого человека он и сам прежде где-то уже видел.

– В чем дело? – Возвратилась Доун – судя по ее виду, от посещения туалета не получившая никакого облегчения. Ее супруг молча тряхнул головой.

Они выбрались на перрон – тот самый, на который прибыли утром. Но оказалось, что вечерний поезд отходит не с него, и муж с женой заметались в предотъездной панике смертельно опаздывающих людей. Дэвид методом дедукции понял, куда им надо идти, и сказал супруге бежать туда первой. Доун рванула вперед с веселой лихостью, подзаряженной радостным днем в городе, да еще и немалой толикой вина. По ступеням они ссыпались на нужную платформу и припустили трусцой к своему поезду, который уже вот-вот собирался отчалить.

Как раз в то время, как Дэвид спешил за ней, от толпы отделился смутно различимый силуэт и врезался в него, да так жестко, что писатель припечатался о него лицом и отлетел назад.

Выпростанная из-за пояса белая рубашка, жесткие голубые глаза…

Снова он, тот субъект.

– Привет, Дэвид, – сказал он. А потом добавил еще что-то, после чего скрылся за углом.

Ошеломленный и слегка струхнувший, писатель растерянно глядел на то место, где только что находился этот странный человек, но позади его уже тревожно окликала жена, да еще кто-то поторопил трелью свистка. Дэвид заспешил туда, где его у двери в вагон дожидалась Доун.

– Уф-ф, успели! – облегченно выдохнула она, когда они забрались внутрь. – Вот видишь? Боги теперь точно на нашей стороне!

Минут через пятнадцать Доун уже спеклась, положив голову мужу на плечо. Дым ее душистых волос легонько щекотал ему шею. Сам Дэвид сидел нарочито прямо, пытаясь как-то отвлечься видом городских окраин, медленно плывущих за мостом под стук вагонных колес. Но отвлечься никак не получалось.

Значит, они с тем типом врезались друг в дружку.