Багровый пик - Нэнси Холдер Страница 4

– И вот теперь он, вместе со своей сестрой, пересек океан только для того, чтобы еще раз увидеть Юнис, – продолжила миссис Макмайкл, сияя.

– Мама, он приехал по делам, – мягко возразила ей Юнис, но слова эти она явно произнесла на публику.

– Или он так говорит, – вмешался в разговор один из подхалимов Юнис, и та залилась краской. Если бы у нее в руках был веер, то он сейчас наверняка бы затрепетал, как крылья бабочки на ветру, чтобы она слегка охладилась.

– Кажется, он баронет [6], – продолжала миссис Макмайкл.

– А что это значит – баронет? – спросил еще один из поклонников Юнис.

– По-моему, это какой-то аристократ….

– Человек, который живет на доходы с земли, которую для него обрабатывают другие. Паразит, но с титулом. – Резкие слова сорвались с губ Эдит прежде, чем она смогла сдержаться. Алан улыбнулся, прикрыв рот ладонью, но миссис Макмайкл только приподняла брови.

– Прошу меня извинить, – начала оправдываться Эдит.

Однако миссис Макмайкл умела постоять за себя, когда дело касалось вещей, которые затрагивали ее сердце. Или гордость, что казалось ей еще более важным.

– Знаете, этот паразит совершенно очарователен и блестящий танцор. Но вас это, наверное, не интересует, не так ли, Эдит? – довольно резко добавила она. – Наша доморощенная Джейн Остин [7].

– Мама, – слегка одернул ее Алан.

– Насколько я помню, эта писательница умерла старой девой, – взгляд женщины посуровел, а губы сложились в кривую, неискреннюю улыбку.

– Мама, прошу тебя, – произнес Алан.

– Все в порядке, Алан, – успокоила его Эдит. Она твердо ответила на взгляд более взрослой женщины.

– Хотя я бы предпочла Мэри Шелли [8], – добавила она снисходительно. – Та умерла вдовой.

И она отошла, наслаждаясь своей победой. В читальном зале библиотеки Эдит нашла свободное место и, усевшись, достала свой манускрипт. Водрузив на кончик носа очки, она поставила перед собой чернильницу с пером и занялась исправлениями. Ручка подтекала и пачкала ей пальцы, поэтому, когда она машинально поправляла волосы, на лбу у нее оставались чернильные отпечатки.

Она не подозревала о своем несколько подпорченном внешнем виде, когда, наконец, добралась до офиса мистера Огилви. Добралась слишком рано, о чем ей и не преминул заявить великий и ужасный издатель, когда она усаживалась в кресло перед его столом. Ее слегка мутило от хорошо скрытого волнения, когда он страницу за страницей читал ее драгоценный magnum opus [9].

Эдит была готова поклясться, что слышала, как тикают часы – или это постукивали ее коленки?

Огилви вздохнул. Плохой признак.

– Рассказ про призрака. Ваш отец мне об этом ничего не сказал, – в каждом его слове слышалось разочарование.

Однако Эдит не собиралась сдаваться без боя.

– Вы ошибаетесь, сэр. Это просто рассказ… в котором появляется призрак. – При этом она указала на рукопись выпачканным в чернилах пальцем. Издатель слегка отодвинулся.

– Понимаете, призрак – это просто метафора, – произнесла девушка, не теряя присутствия духа. – Метафора прошлого.

– Метафора, – трудно было произнести это слово с меньшим энтузиазмом. Он прочитал еще немного. – Красивый почерк. Изящные изгибы.

Только не это. Рассказ ему совсем не понравился.

Огилви положил рукопись и медленно выровнял ее страницы – так няня обычно складывает испачканную детскую салфетку.

– Итак, мисс Кушинг, как поживает ваш отец? – спросил он. – Надеюсь, он в добром здравии?

#

– Ему нужна была история про любовь. Ты можешь себе такое представить? – вновь распалилась Эдит. Она наклонилась в своем кресле, которое стояло по диагонали от кресла ее отца в выкрашенной золотом столовой их дома, когда они ужинали в тот день. Солнце уже садилось, его лучи падали на камчатные обои и алебастровые канделябры. Хорошо начищенное серебро столовых приборов сверкало.

– Все рано или поздно влюбляются, дорогая, – заметил ее отец. – Даже женщины. – Он переоделся к обеду: волосы были уложены волосок к волоску, а борода идеально подстрижена. И, хотя ее отцу было уже почти шестьдесят, усилия, которые он предпринимал, приносили свои плоды – выглядел он значительно моложе.

– Он так сказал просто потому, что я женщина, – проворчала Эдит в тот момент, когда горничная внесла в комнату элегантные тарелки с едой. – Ну почему? Почему женщины должны все время писать о любви? Все эти истории о девушках в поисках идеального мужа, которых, в конце концов, спасает потрясающий принц? Сплошные сказки и ложь.

На лице ее отца появилось выражение, которое девушка не взялась бы описать.

– Я поговорю с Огилви в клубе в понедельник утром, – произнес он после паузы.

– Ни за что, – раздраженно ответила ему Эдит. – Это мое дело, и я сама с ним справлюсь.

Отец посмотрел на нее мягким взглядом, и Эдит приготовилась выслушать его возражения, которые он, несомненно, попытается выдать за отцовскую заботу и ничего больше. Она знала, что никакие возражения не заставят ее свернуть с выбранного курса.

Он слегка нахмурился и, наклонившись к ней, стал рассматривать ее пристальным взглядом, как будто под микроскопом.

– Когда ты встречалась с Огилви, твои пальцы были так же вымазаны чернилами, как сейчас?

Эдит состроила гримасу, сразу же вспомнив чернильное пятно на лбу. Пятно это она заметила, только вернувшись домой.

– Боюсь, что да. Чернила не оттираются.

– Ага, – на лице отца появилась улыбка. Он с удовольствием положил перед дочерью небольшую коробочку. – Я надеялся, что это будет подарок тебе в честь твоей победы, но….

Эдит открыла коробку и вытащила из нее великолепную золотую самопишущую ручку. Это был самый изумительный инструмент для письма, который она только видела в своей жизни, – свидетельство веры отца в ее способности и того, что он поддерживает ее амбиции стать писательницей. Глубоко тронутая, девушка поцеловала отца в щеку. Теперь настала его очередь волноваться, порозовевшие щеки подсказали Эдит, что отец доволен.