Бессмертные - Клаудия Грэй Страница 40

— О, Джилли. Джилли, боже, что произошло?

— Не могу об этом рассказывать. Ничего не говори. Я несмогу перестать плакать.

Он накрыл ее лоб ладонью.

— Скажу только, что они были очень добры ко мне. А виудаизме добро живет вечно, — прошептал он.

— Спасибо.

Она снова облизнула саднящие губы.

Понурившись, он выключил воду, затем вытер Джилли полотенцеми принес аккуратно сложенную чистую одежду, оставленную его матерью в коридоре.Тренировочные штаны свободно болтались на ней и складками собрались ущиколоток. Черный свитер, никакого лифчика. Но какая теперь разница?

Он оделся, взял ее за руку и отвел к себе в комнату. Тамповсюду висели ее фотографии: школьные, с их первой постановки на Бродвее, ссовместных прогулок в Центральном парке. Хотя портретов Шона было больше.Сначала появилось множество карточек их двоих, Эли и Шона, только чтообразовавшейся парочки; потом к ним прибавилась Джилли, когда Эли свел ихвместе, — вот они гримасничают перед камерой, вот репетируют скетч, а воти эта дурацкая поездка за автографами в «Запретную планету»… На каждойфотографии, где была она, Шон выглядел раздраженным. И как Эли этого незамечал?

Она растянулась на синем велюровом покрывале, чувствуя себятак, как будто только что выпустила из рук тяжеленную стопку книг. Ей казалосьневероятным, что Эли все это время спал на замечательной кровати, в собственнойкомнате. А она даже не знала, стоит ли до сих пор ее дом. А вдруг она можетвернуться туда, взять еще одежды, забрать ценные вещи и деньги?

Эли пойдет с ней. И по дороге они смогут поискать Шона.

Джилли задремала. Эли прижался к ней, обнял ее; каждый раз,когда она вдыхала, он выдыхал. Так у них было заведено прежде. Когда появилсяШон, он принес с собой что-то новое; он буквально оказался глотком свежеговоздуха. Даже саму Джилли очаровал парень-серфер, прежде живший в Лос-Анджелесеи знакомый с киношниками — эти связи могли бы ей помочь. Он рассказывал о том,как работают дублеры, он общался с каскадерами, а его дядя сдавал под съемкисвой магазинчик со снаряжением для серфинга.

Но стоило ему убедиться в чувствах Эли, как он переменился.Она заметила, как это произошло. Эли — нет. Возможно, «переменился» —неподходящее слово; теперь он держался с ней холодно и равнодушно, и сталоясно, что на его помощь рассчитывать нечего. Но Эли этого не видел.

Шон, по сути, сам был своеобразным вампиром. Он высасывалвсе, что хотел. Выжал досуха друзей и одноклассников Эли, использовал их, чтобысоздать себе положение, а затем наносил удар в спину и почти бравировал своейнечестностью: дескать, вам придется меня терпеть, я имею на это право! Джиллимогла предсказать, когда он покажет себя с другой стороны. Ее мама обычноговорила, что им не следует относиться к Шону предвзято, поскольку ему многоедовелось пережить. Любой парень, родившийся геем, страдал, поэтому они должныдержаться с ним любезно, несмотря на то что он подонок. А Джилли угадывала заэтими словами то, чего мама не произносила вслух: «Мы терпели твое дурноеповедение. Добро пожаловать в реальный мир — тот, что вовсе не вращается вокругтебя».

Больше ее мама ничего такого не скажет. Потому что онамертва. Но она никогда так не говорила, даже когда ее дочь совсем обезумела отнаркотиков; она знала, что Джилли страдает.

Но как бы плохо ни было с Джилли, она не упускалавозможности помочь Эли стать еще лучше, насколько это вообще возможно.

— Боже, как я рад, что ты здесь, — прошептал он,потершись носом о ее затылок.

Она еще немного поплакала в его объятиях, но потом раздалсянегромкий стук в дверь.

— Время ужинать, — прошептала миссис Штейн.

Джилли страшно проголодалась, и запах пищи заставлял еесжимать и разжимать кулаки. Но Эли заснул, так и не выпустив ее. Она попыталасьпридумать, как выскользнуть из-под его руки, не разбудив его, но решила, что несможет, и осталась лежать. Ее плечо начало ныть. В животе урчало.

Пока она напрягала и расслабляла мышцы, пытаясь поддерживатькровообращение, до нее донесся звук — это плакала миссис Штейн, и ее сдавленныерыдания вновь растревожили Джилли.

— Никто нам не поможет! — причитала миссисШтейн. — Никто.

Джилли, голодная, отчаявшаяся и изможденная, вслушивалась вшелест дождя и представляла, как Нью-Йорк развеивается паром. Затем онапозволила себе крепко заснуть, впервые с тех пор, как ей исполнилосьшестнадцать.

Разбудили Джилли громкие голоса.

— Ты погибнешь! — вопил внизу мистер Штейн.

— Хватит кричать! — снова плакала егосупруга. — Ты только еще больше оттолкнешь мальчика, как обычно.

— Что, оттолкну его? Ты разве не слышала, как он толькочто сказал? Он в любом случае уйдет!

Джилли застонала, пошарила по кровати в поисках Эли иосознала, что он уже встал. Его родители на свой лад пытались сказать ему, чтоони его любят и не хотят, чтобы он рисковал жизнью, покидая их дом. Оначувствовала то же самое. Ей не хотелось вылезать из кровати. Она знала Элислишком хорошо и не сомневалась, что они отправятся в путь сразу же, как толькоона выйдет из спальни — может, успеют сперва поесть, — и прощание выйдетне слишком дружеским.

— Они просто винят тебя в том, что ты меня неисправила, — сообщил Эли, когда они вышли из дома его родителей.

Дождь лил по-прежнему. Мистер Штейн дал им длинные куртки скапюшонами и зонты. Похоже, ливень очистил небо от вампирских птиц, что моглосойти еще за одно чудо.

По крайней мере, они все же позавтракали перед уходом — вчерашнейгрудинкой и блинчиками. И благословенным кофе. На улицах она слышала рассказ отом, как один человек за последнюю чашку кофе в закусочной ударил другогоножом.

Она молчала, но не могла простить родителей Эли: ониоказались настолько узколобы, чтобы разругаться с сыном и его лучшей подругой,в то время как могут никогда больше не увидеть их живыми.

На спине ее висел тяжелый рюкзак со сменной одеждой,шампунем, зубными щетками и пастой. Эли нес второй, потяжелее, набитый едой. Наплече у него болталась сумка с фотографиями Шона: их было целых семь, на случайесли кто-то на первых шести его не узнает. Шон отличался своеобразнойвнешностью: у него были миндалевидные глаза и длинный крючковатый нос на узкомвытянутом лице. Так что милым симпатягой его не назовешь, а в их школе имелисьи другие ребята-геи — если Эли хотел подобных отношений. И те ребята ничего неимели против Джилли, но, к несчастью, ему оказался нужен Шон.

Вот они добрались до небольшого сквера — того самого, гдевпервые поцеловались после ее дня рождения в восьмом классе. Тогда она была таквзволнована и счастлива, что не спала всю ночь.

— Даже деревья сгорели! — Эли застонал.