Ведьмин пасьянс - Сергей Пономаренко Страница 43

— Ты, Барановский, иди к себе, я здесь разберусь. Все будет в порядке — только не болтай лишнего. Дождись меня.

И Антон, пересиливая себя, свое желание дать выход злости, вышел из палатки.

Весточка от особиста не заставила себя долго ждать. Через полчаса его уже включили в состав группы, направлявшейся на зачистку кишлака, где, предположительно, затаились душманы. Снова в спешном порядке посадка в вертушку и через полтора часа высадка в ущелье, затем трехчасовой марш-бросок. На подходе к каменным домам-ульям, прилепившимся над небольшой речкой, их обстреляли из автоматов и минометов.

Огонь был «жидкий», не нанесший им вреда, и вскоре они оказались в кишлаке, где за глухими дувалами, по их сведениям, прятались душманы, В двери, окна полетели гранаты, уничтожая все живое внутри домов. Стояла беспрерывная стрельба, стреляли на поражение по любой движущейся цели. Антон ощутил привычное состояние — им овладело только одно желание — убивать, уничтожать врага, не считаясь ни с чем, не боясь ничего, не испытывая сомнений в том, что он поступает правильно. Это походило на бойню, где не было жалости, где в каждом жителе виделся душман, каждый дувал представлялся крепостью» в которой прятались враги. Он стрелял, убивая всех на своем пути, прячущихся за стенами, о чем-то молящих на незнакомом языке, пытающихся убежать — не разбирая, мужчина перед ним или женщина, пьянея от вида крови, снова ощущая эйфорию.

Антон немного пришел в себя, только когда их группа собралась вместе и командир, лейтенант Саблин, дрожащим от ярости голосом прокричал;

— Вы — сволочи! Зачищать кишлак — это не значит уничтожать всех его жителей, от мала до велика! Запомните, если не хотите под трибунал: в кишлаке мы обнаружили многочисленный отряд душманов, который отчаянно защищался, и пришлось принять все меры, чтобы их уничтожить! Если какая падла проболтается, то я сам его пристрелю!

На обратном пути к месту, где их должны были забрать вертушки, они попали в засаду. На этот раз душманы занимали господствующие высоты, на которых были установлены ДШК и минометы. Группа Саблина безуспешно искала укрытия на голой земле, просили помощи по рации, посылали в небо красные звездочки сигнальных ракет. Но время работало против них — местность, где они залегли, была открытой, спрятаться от пуль пулеметчиков и снайперов было негде, и лейтенант понял, что, пока подоспеет помощь в виде винтокрылых машин, спасать будет некого. Он дал сигнал к атаке.

Под ураганным огнем Антон то бежал, припадая к земле, когда очередь крупнокалиберного пулемета проносилась рядом, то снова рвался вперед, не думая ни о жизни, ни о смерти, а только горя желанием дорваться до окопавшихся на выгодных позициях душманов, поливающих их свинцовым дождем. Неожиданно рядом лопнула «груша» из душманского миномета, унося его в небытие.

Очнулся он из-за неудобной позы, от того, что кровь прилила к голове. Понял, что у него руки-ноги связаны, а сам он привязан в виде поклажи к ишаку, неспешно шагающему по узкой горной тропе. Напряг мышцы, стремясь освободиться от пут, но безрезультатна Повертел головой, пытаясь разобраться в обстановке, увидел впереди еще одного ишака, к которому был привязан миномет. Рядом вышагивали бородатые душманы, вооруженные автоматами, позади, еще на одном ишаке, везли ДШК.

«Я в плену! А это означает только смерть, мучительную смерть!» Антону вспомнилось, как однажды командир их части, указав на высокие заснеженные горы, сказал: «Там находится Смерть. Оттуда еще никто из наших живым не возвращался». Антон слышал рассказы о совершаемых душманами страшных казнях: «красный тюльпан» — когда с еще живого сдирали кожу, или четвертование — когда от человека оставался лишь обрубок, без рук и ног. Политработники их предупредили, что после бунта военнопленных в тюрьме Бадабера [31]на пакистанской территории душманы перестали брать в плен советских солдат.

Но Антона не столько пугала смерть, сколько раздражало собственное бессилие, невозможность что-либо сделать, как-то повлиять на ход событий. Путешествие на спине неторопливого животного было равносильно пытке. Постоянное покачивание напоминало морскую качку, но хуже всего было то, что кровь приливала к голове. Единственным спасением было, слегка приподнявшись, выпрямиться, восстановить кровообращение, пока напрягшийся пресс не сдавался, и Антон снова повисал вниз головой на животном до следующего прилива крови к голове, заставляющего все начать сначала — и так до бесконечности.

Когда вечером прибыли на базу душманов, расположенную в одном из высокогорных кишлаков, Антона, не развязывая, бросили в яму, сверху прикрытую решеткой. Ночью холод сковал тело, заставляя испытывать новые мучения, отгоняя сон, пока Антон не пересилил себя. Он вспомнил уроки аутогенной тренировки и силой воли, постепенно, последовательно, вызвал чувство тепла в теле, возобновил кровообращение в затекших конечностях. Борьба с холодом заняла всю ночь, и лишь под утро он забылся тревожным сном.

— Гяур, вставай! Ты еще не околел? — Его разбудил окрик на ломаном русском языке, и сразу же он получил пинок в бок.

Над ним стоял невысокий афганец. Решетка сверху была убрана, вниз опустили лестницу. Афганец перерезал веревки. Антон еле поднялся, все тело ломило, руки-ноги были как чужие. С трудом он взобрался по лестнице вслед за афганцем. При свете дня кишлак выглядел миролюбивым. Под одним из дувалов Антон увидел двух седых длиннобородых стариков, они степенно сидели на циновке, скрестив ноги, и бесстрастно наблюдали за тем, как его конвоируют в дом.

Его ввели в большую комнату, и Антон сразу отметил, что она резко отличается от простых, бедно обставленных афганских жилищ, где ему доводилось побывать во время зачисток. Здесь все указывало на то, что хозяин дома непростой человек, скорее всего, предводитель отряда, который его захватил. Обычный глинобитный пол был застелен толстыми шерстяными коврами ручной работы. Сам хозяин, коренастый афганец в зеленой чалме, с небольшой черной бородой, обрамляющей его округлое, почти коричневое от горного загара лицо, в зеленом камуфляже американского образца, расположился в кресле из полированного красного дерева, что уже само по себе было удивительно, так как местные жители предпочитали сидеть на циновках.

Позади него стоял мужчина очень высокого роста, в таком же камуфляже, с редкой рыжеватой бородой, вооруженный с ног до головы, напоминая ходячий арсенал, с неприятным тяжелым взглядом.

«Американец или англичанин, но не афганец и не пакистанец», — подумал Антон, разглядывая телохранителя. К его удивлению, афганец, сидевший в кресле, заговорил на довольно чистом русском языке.

— Меня зовут Абдулла, что означает «раб Аллаха». Это имя носил отец пророка Мухаммеда, да благословит Аллах его и приветствует… А как тебя зовут, откуда ты?

— Антон… Барановский.

— Дальше говори, Антон: номер части, звание, откуда ты родом. Как ты ко мне попал — я знаю, а вот как ты попал в Афганистан, чтобы воевать против его жителей, и почему — мне неизвестно. И не вынуждай меня прибегать к силе — я все и так узнаю, но тебе будет больно!