Войны некромантов - Андрей Дашков Страница 46

Пока монах отсутствовал, настоятель размышлял о странных обстоятельствах появления людей в Сумеречной Зоне. Никто никогда не видел самого момента появления. И не потому, что все одновременно спали, или потому, что жертвы психотов прибывали в изолированное место. Скорее, причина была в некоей неизученной особенности человеческого восприятия. Очень похоже на эксперимент, который проделывал на заре Империи один из адептов «психо» в присутствии Дресслера. Рейнхард испытал на себе эффект «подмены» предметов. Яблоко вместо камня. Ложка вместо вилки. Ключ вместо ножа... Может быть, Зона вместо прежней реальности?! Примитивно – и абсолютно непостижимо для техна...

В который раз, думая об этом, настоятель испытал бешенство от собственного бессилия. Он чувствовал себя смертельно больным человеком, который знал, что лекарство от болезни существует, но не умел им воспользоваться.

...Монах привел женщину – худую, невысокую, светловолосую, ничем не примечательную. Во взгляде – испуг и тоска. Представительница рабского племени, служившего психотам в обмен на кров, пищу и безопасность. Дресслер знал, что таких большинство. Людям всегда есть, что терять. Подавляющее большинство интересуют не отвлеченные идеи, а благополучие и сытость. И слава Богу! Еще недавно на этом держался мир...

Рейнхард выяснил у женщины ее имя и то, чем она занималась «там». У нее оказался слабый голос, и смотрела она косо. Ничтожество. Служанка из губернаторского дворца, сотни раз пропущенная через фильтры охранки и пострадавшая во время последней чистки. Повод – убийство фон Хаммерштайна... Настоятель не ожидал от нее ничего, кроме какого-нибудь малозначительного известия.

Услышав о смерти графа, он мысленно поздравил себя, однако не испытал особой радости. Может быть, потому, что пережил своего врага, но не мог прийти и плюнуть на его могилу. «Изгнание тяжелее смерти» – вспомнил он и сейчас был совершенно согласен с этим.

А вот то, что Руди имел шансы стать новым губернатором, вовсе не обрадовало Дресслера. Он сразу интуитивно почуял ловушку – через бездну пространства и времени. Во что же влезла эта глупая тварь?! Впрочем, никто не мог требовать от зомби умения анализировать ситуацию, и кому, как не Рейнхарду, было знать об этом... Он даже почувствовал какой-то глухой, абстрактный интерес: как поведет себя Рудольф в отсутствие всякого руководства?..

Настоятель развязал шнурки, стягивавшие переднюю и заднюю части его кожаных брюк и поманил к себе безмозглую самочку. Одним лишь взглядом заставил ее стать на колени. Должно быть, она восприняла это, как некий ритуал принятия в стаю изгнанников. Монах все так же равнодушно наблюдал за процедурой...

Пока женщина тщетно пыталась возбудить Рейнхарда, он думал: «И это все, на что я могу рассчитывать. Власть, не приносящая удовлетворения. Заглохший сексуальный инстинкт. Кажется, у меня нет шансов стать маньяком...» Как ни странно, ему было бы легче, если бы на ее лице отразилось хотя бы отвращение. Ему хотелось надавать женщине пощечин. Она сама низвела себя на уровень животного. С небольшой, но своевременной помощью психотов...

Он грубо оттолкнул ее от себя, опасаясь распространения слуха о том, что настоятель – импотент. Он был уверен в обратном, но ему требовалась еще такая эфемерная вещь, как надежда. Мог ли он рассчитывать на Рудольфа? На то, что откуда-то «с того света» зомби сделает шаг навстречу?.. Рейнхард был готов вскрыть сотни черепов, да что там – пожертвовать собственным рассудком, лишь бы сделать шаг со своей стороны!

Тайна мозга... Если тайна перемещения – это тайна мозга, и Сумеречная Зона является аналогом некоей недоступной (для подавляющего большинства) области сознания, то Дресслер мог передвигаться по неизученным территориям, открытым лишь психотам и случайным бродягам-шизофреникам, используя имеющийся в его распоряжении материал. По одному человеку на каждое смещение. Величайшее приключение и величайшая авантюра... Но не следует забывать, что кое-кто уже прошел этим путем. Например, барон Вицлебен...

Дресслер ощутил внутри себя знакомую вибрацию – для него это была вибрация самой жизни. Как дуновение свежего ветра. Как полузабытый запах моря... Рейнхард не был полутрупом, как его зомби или монахи с иссушенными бедствием мозгами. У него появилась надежда. Это отразилось и на его потенции.

Внезапно он набросился на женщину, удовлетворяя многомесячный голод. Он взял ее, не раздевая, грязно и грубо, и все закончилось слишком быстро, но ему было плевать на это – она оставалась всего лишь безликим инструментом любви, живым фетишем в храме наслаждения, где зов пола становился воем двуногого зверя, прятавшегося под кожей Дресслера и в его эротических снах. «Хоть бы раз увидеть этого зверя! – думал Рейнхард. – Осознать его, слиться с ним полностью, научиться смотреть его глазами и скользить в джунглях подсознания так же легко, как это делает он...» Зверь и сам был этими джунглями... Вот с кем седьмой настоятель, не раздумывая, отправился бы в любое путешествие – со своим собственным темным двойником.

Имперский следователь Филипп Павлиди был огорчен. Он сидел в пустой приемной губернаторского дворца и от нечего делать тренировался, воссоздавая в памяти картинки прошлого. В пространстве еще оставались слабые, едва уловимые следы искажений, внесенных людьми и предметами. Надо было только уметь прочесть эти следы.

Господин следователь умел.

Например, он узнал, что на стене, над отсутствующим столом отсутствующего за ненадобностью секретаря когда-то висел портрет первого императора, и даже различал туманные контуры человеческой фигуры. А вот с секретарем уже было посложнее. Любое движение вносило неопределенность в воссоздаваемый облик. Вместо человека господин Павлиди мог узреть лишь размытое облако, в котором изредка возникало что-то похожее на руки...

Причин его неудовлетворенности было несколько. Во-первых, ему не нравился новый кандидат в губернаторы. Во-вторых, ему не нравилось это дело, в котором фигурировал зомби, а значит, риск и ответственность были слишком велики. После бесед со свидетелями следователь почувствовал, что ступил на скользкую почву, и это ощущение не проходило до сих пор. Напротив – с каждым часом оно усиливалось. И наконец, в-третьих, его, Павлиди, заставляли слишком долго ждать под дверью.

Поэтому, когда Рудольф появился на пороге своего кабинета, имперский следователь посмотрел на него хмуро и с явным осуждением. И наткнулся на вполне невинный ответный взгляд. Либо преемник фон Хаммерштайна был круглым идиотом, либо непоколебимо уверенным в себе человеком. Впрочем, Павлиди никогда не торопился с выводами, и это была одна из его сильных сторон.

Руди же увидел перед собой маленького лысого человечка, который вынюхивал что-то еще со дня погребения прежнего губернатора, прибыв на скорбное мероприятие со столичной делегацией. Заподозрить его можно было в чем угодно, только не в глупости. Глупцы не задерживались в Менгене...

Беседовать друг с другом им еще не приходилось. Руди понял, что его приберегли на десерт. Он сделал широкий приглашающий жест и запер дверь кабинета. Они расположились в удобных креслах у пылающего камина. На столике красного дерева поблескивала бутылка коньяку, и тут же горкой лежали свежие яблоки из дворцовой оранжереи. Все располагало к беседе, кроме щекотливой темы, которую им предстояло обсудить.