Кронос - Джереми Робинсон Страница 46

Аттикус прищурился в раздумье.

— Это возможно. Многие животные придерживаются определенного распорядка дня, но морские хищники, как правило, к их числу не относятся. Они не могут быть уверены, что найдут пищу в следующий раз. С другой стороны, я сомневаюсь, чтобы эта тварь имела проблемы с поиском пропитания, поэтому предположение о своеобразном распорядке дня допустимо.

Когда Аттикус закончил, О'Ши сделал удивленное лицо.

— Что с вами? — осведомился Аттикус.

— Я-то ожидал, что вы, сметая все и вся на своем пути, броситесь в рубку, затем прыгнете в «Манту» и понесетесь убивать зверя. А вместо этого услышал лекцию океанографа о питании животных. Похоже, что красота действительно способна убить чудовище.

К мужчинам присоединилась Андреа, одетая в шорты и синюю футболку. Ноги ее были босыми, поскольку из обуви она располагала лишь единственным ластом.

— Если ты действительно собираешься сделать это, то сначала оденься, а потом уже покончим-ка со всем этим.

Она сунула Аттикусу в руки его одежду и прошествовала мимо О'Ши в коридор.

О'Ши улыбнулся:

— Или как?

— Как пройти на мостик? — высунулась из коридора Андреа.

— Я не уверен, что Тревор…

Андреа проигнорировала его слова.

О'Ши вопросительно посмотрел на Аттикуса. Тот только пожал плечами:

— Она подписала бумагу о неразглашении.

Андреа, не обращая на них внимания, опять шла по коридору.

Аттикус, путаясь в штанах, сказал священнику:

— Вам лучше пойти с ней. Проследите, чтобы у нее не было проблем.

О'Ши двинулся было за женщиной, однако остановился.

— А вы куда?

Аттикус посуровел и произнес:

— Убить его.

— Сейчас вот прямиком в «Манту»?

Аттикус кивнул, прислушиваясь к раздающемуся по коридору эху шагов Андреа:

— Присмотрите за ней в мое отсутствие.

О'Ши кивнул и быстро пустился по коридору.

— Бог в помощь, Аттикус! — крикнул он, не оборачиваясь, от самой лестницы.

Через минуту Аттикус, облаченный в джинсы, футболку и кроссовки, выскочил вслед за О'Ши, но побежал по коридору в противоположном направлении. Он сомневался, что даже Бог сможет помочь ему. Он сам превратится в дьявола, он станет воплощением смерти и разрушения. С каждым шагом по коридору к лестнице, ведущей на нижние палубы «Титана», пульс учащался, а ярость клокотала все сильней. Еще чуть-чуть, и он станет безжалостной неудержимой машиной и холодная ненависть наполнит его силой для противостояния с монстром, который отмахнулся от титанового гарпуна так, словно это была зубочистка. Если бы кто-нибудь повстречался с Аттикусом теперь, когда он мчался по лестнице, то мог бы принять его за ревущего от голода зверя, вышедшего на охоту.

Что было бы недалеко от истины.

Влетев в рубку, О'Ши увидел, что Тревор и Андреа мирно попивают кофе и над чем-то смеются. Тревор заметил тревогу на лице священника.

— Пришли проконтролировать меня, святой отец?

— Да я просто…

— Бояться нечего, добрый человек. В моих ли силах противостоять чарам прекрасной женщины, пока она является гостем на борту «Титана»? Сейчас, когда она не представляет правительство Штатов, она — само очарование, — сказал Тревор и, чокнувшись чашкой с собеседницей, сделал глоток.

Андреа встретилась взглядом с О'Ши и коротким кивком головы дала понять, что она вовсе не разделяет восторгов Манфреда по поводу их общения. О'Ши и без того из собственного опыта знал, что подобное доброжелательное обхождение Тревора является только хитростью, призванной расположить к себе противника, чтобы затем его уничтожить… иногда — в буквальном смысле этого слова. Он слышал достаточно исповедей, чтобы не питать никаких иллюзий на сей счет.

— Сэр! — раздался крик капитана. — Мы следим за монстром, но на экране появилось что-то еще, меньших размеров, и…

— Да-да, — покивал Тревор. — Наш герой откликнулся на призыв, как мы и предполагали.

Андреа вскочила на ноги.

— Что? — Она посмотрела на О'Ши и спросила: — Где Аттикус?

Священник показал на зеленый экран, над которым склонился капитан. На экране были видны несколько маленьких пятен: косяки рыбы и небольшая морская живность. В стороне — большая клякса неясных очертаний, за которой двигался очень крупный объект. К последнему по экрану скользил маленький овал. Тревор встал возле Андреа и ткнул пальцем в овал.

— Видите? Аттикус решил: сегодня — иль никогда.

Тревор проследил траекторию движения мини-субмарины: она должна была неминуемо встретиться с монстром.

Постучав по экрану, Тревор произнес:

— Тот, кто сражается с чудовищами, должен остерегаться, чтобы самому не стать таким же чудовищем. Когда вы чересчур долго заглядываете в бездну, бездна заглядывает в вас. — Он широко улыбнулся и посмотрел на Андреа безумными голубыми глазами. — Остерегайтесь Кроноса! Ибо чудовище охотится теперь за вами.

Андреа промолчала, но чувство безопасности вдруг исчезло.

— Вам будет любопытно узнать, — обратился к ней Тревор, — что мы заранее планировали одиночную вылазку Аттикуса.

Он повернул выключатель, и на стене рубки ожили пять мониторов. На четыре передавалось изображение с камер, расположенных по четырем бортам мини-субмарины, обеспечивая зрителям круговой обзор. На пятом можно было увидеть кабину «Манты» и злобно ухмыляющегося Аттикуса, сидящего за джойстиком управления.

— Мы можем переговорить с ним? — спросила Андреа, пытаясь выглядеть не слишком взволнованной.

— Конечно же можем, но мы не будем. Ведь не захотим же мы остановить разогнавшийся локомотив, — ответил Тревор. — Аттикус встретит свою судьбу так, как сам того и желал, — в одиночку.

В рубку с палубы вошел Римус в ярко-оранжевой рубашке-гавайке и с ухмылкой на лице. На мгновение он задержал сердитый взгляд на Андреа, затем молча занял место капитана за штурвалом.

— Как и мы все, — неожиданно серьезно посмотрев на Андреа, добавил Тревор. — Римус, начинаем преследование.

О'Ши с трудом сдерживал отвращение. Он достаточно хорошо знал Тревора, чтобы понимать: если с Аттикусом что-то случится, Андреа не проживет и дня. Если Аттикус не вернется с охоты, ему, О'Ши, необходимо будет помочь Андреа бежать с «Титана». Пока он не представлял, как это можно осуществить. И поэтому — в первый раз за всю свою жизнь — О'Ши молился. Это была не одна из тех молитв, которые с такой легкостью он сочинял на протяжении стольких лет для ублажения Тревора, а подлинное обращение к Богу, единому и всемогущему, кем бы Он ни был.