Сибирская жуть-6. Дьявольское кольцо - Андрей Буровский Страница 46

— Шахту?

— Да-да, Базилио, именно шахту… И какие-то люди в форме… В военной форме, но без погон. Там, где погоны, у них, знаете… такие как бы кубики. И эти люди в странной форме были в кожаных фартуках и стаскивали других людей… мертвых людей… мужчин и женщин… мертвых голых людей… к этой шахте. Они сбрасывали туда людей, Базилио. И некоторые люди, Базилио, были еще живы, я видела это очень ясно. Они были страшно истощены… скелеты, покрытые кожей… но они шевелились, они поднимали головы. Одна пожилая дама… ее за ноги тащили к яме… к шахте… Простите меня, Базилио, я не выдержала, подумав, а если это ваша мама?!

Василий удивлялся собственному спокойствию. Хотя, наверное, и удивляться пора переставать. В громадности всеобщего горя, в исчезновении огромных пластов его народа происходящее с его семьей уже давно ему казалось частностью. Чем-то не очень важным и, во всяком случае, не страшным. Могли быть не шахты. Могли быть острова в Баренцевом море, баржи в Белом, могли быть лагеря уничтожения на Урале, в Казахстане, в Сибири. Разнились сроки и место, немного различались обстоятельства. Он ведь давно это знал и так же давно это принял. Вот только добраться бы… Давно имело значение только одно — чтобы добраться.

— Посмотрите на фотографию, Инесса.

Инесса бросила взгляд и закивала, не в силах поднять глаза на Василия.

— Но если даже это не моя мама, то, значит, мама какого-то другого человека, и не обязательно худшего, чем я… За последние двадцать лет точно такую же смерть приняли несколько миллионов русских женщин. Не все из них были так хорошо воспитаны, не все знали по-французски, как моя мама. Но ведь это не меняет главного — что их убили, верно? И когда я убегал, я почти наверняка знал, что их убьют, у меня было время привыкнуть к этой мысли. Но, может быть, вы посмотрите, где мой брат Александр? Его мы еще не нашли…

— Я попробую, Базилио… Время, когда я могу видеть, уже кончается… Но давайте попробуем…

Ага… ваш брат сейчас тоже где-то очень далеко… По-моему, гораздо дальше остальных. Он сейчас идет по лесу… По довольно странному лесу… этот лес низкий, но частый, он состоит из каких-то хвойных деревьев, и хвоя этих деревьев уже желтеет, как будто уже осень, и как будто это не хвоя, а листья, которые должны облетать осенью… Ваш брат идет позади маленького серого оленя… Да, это точно олень, с такими большущими рогами… И вокруг него идут еще люди, они несут на себе такие… как солдатские ранцы, только больше.

— Рюкзаки… немцы называют их рюкзаками.

— Да, да, рюкзаки! У них измученные лица, но они чем-то очень довольны…

— Инесса, посмотрите, какая у них одежда? Их не сопровождают люди с оружием? Или у них самих есть оружие?

— Нет, это не заключенные… И оружие у многих из них есть. Базилио, мужайтесь, мне что-то говорит, что вы с братом никогда не встретитесь… И что ваш брат никогда не найдет кольца, хотя он сам его тоже ищет… Очень хотел бы найти.

Но ваши дети… или внуки… они встретятся, я вижу это ясно! Представьте себе, я ясно вижу вашу дачу, большую комнату внизу, и в ней сидят два молодых человека! Они сидят, курят и говорят между собой. По-моему, один из них — внук вашего брата, а второй — это ваш внук… Вот они-то отыщут кольцо, но это будет не скоро… я не могу сказать, через сколько лет, я только вижу, что тогда уже не будет на Земле ни вашего отца, ни вашего брата, ни вас. Но что это…

Голос Инессы прервался, и девушка вдруг покраснела, выдернула руку и быстро пошла к выходу, пунцовая, как мак. Василий оцепенел от недоумения… Может быть, его мысли каким-то образом передались девушке… или стали ей слышны? Но если и так — странная реакция для девушки!

На следующий день Василий Игнатьевич вышел в оливковые рощи, сразу за домом, присел у раскоряченного, дуплистого ствола. Почему-то он был уверен — придет Инесса. От тепла, уюта, от покоя, царившего здесь, у подножия могучих деревьев, Василий начал задремывать и проснулся только от чьих-то быстрых шагов.

К его изумлению, девушка явно не знала, как с ним держаться… На щеках ее пылал румянец, грудь высоко поднималась, глаза опять были, как сливы.

— Инесса, здравствуйте… Я хотел бы сказать вам спасибо…

— После того, как я вам сказала столько ужасов?!

— По-моему, я вам уже объяснял однажды… Но хорошо, давайте еще раз. Уже когда я убегал из Советского Союза, я знал, что мою маму, брата и сестру убьют. И я очень долго жил только местью…

Инесса закивала, чуть ли не восторженно глядя на него снизу вверх. Василию пришлось сделать усилие над собой, вспоминая, — это же испанка, для них месть куда серьезней, чем для нас.

— А вы мне сообщили очень радостную, очень необычную весть: что мой брат жив и даже находится на свободе. Лес, который вы описали, — это лес из лиственниц. У вас лиственница тоже растет, но очень высоко в горах. А у нас лиственница растет на Севере, там же, где ездят на оленях…

— Как у Андерсена?! — воскликнула Инесса.

«Да это же совсем девочка, боже ты мой… Ребенок, хоть и с такой… гм… гм… да».

— Почти как у Андерсена, Инесса, почти. Если мой брат сумел сбежать на Север, если он там затерялся — значит, может быть, он и уцелеет… И если мой сын или внук попадут в Россию и встретятся с потомками Александра (тут Инесса опять покраснела и быстро опустила голову)… Вы подали мне огромную надежду, Инесса. До этого у меня была только одна надежда, только на то, что я успею отомстить до того, как меня тоже убьют красные. Для этого мне нужно и кольцо… Я очень надеялся, что отец сумеет его найти, хотя бы одну половинку, и я смогу причинить врагам гораздо больше зла, чем мог сейчас…

Только совсем недавно у меня появилась надежда, что у меня в жизни будет что-нибудь большее, чем месть. Знаете, тут у вас, в нескольких лигах, живет и служит отец Хосе…

— Я знаю отца Хосе… Все его знают. В народе его считают святым.

— Ну вот, это мне и сказал отец Хосе… Что мне нужно иметь что-то большее, чем месть. Что-то, что займет больше места в душе и в моей жизни. Это было, кстати, за день до того, как меня ранило и я попал сюда… До встречи с ним я вообще смутно представлял, что я буду делать, когда кончится война… Думал, что, может быть, попаду на другую войну. А если будет нечего больше делать или постарею, пойду в монастырь. А отец Хосе посмеялся над этим и сказал, что в монастырь мне нельзя… А на следующий день меня ранило и я попал сюда, — закончил Василий, с улыбкой разводя руками и пожимая плечами.

— Перст Божий! — вырвалось у девушки.

— А если перст, то, может быть, вы скажете, что же вы видели, когда вчера прервали разговор?

К изумлению Василия, девушка опять запунцовела, решительно замотала опущенной головой и быстро направилась к дому. Удивление Василия Игнатьевича только усилилось оттого, что вместе с тем девушка явно кокетничала: выступала чуть ли не торжественным шагом, придерживая над землей руками пышную бело-черную юбку.