Часовщик - Родриго Кортес Страница 48

И лишь один человек мешал сжечь-таки следующего еретика — старый Мади аль-Мехмед. Каждый раз, когда подсудимому угрожала смертная казнь, судья приносил в магистрат официальный протест и каждый раз отправлял копии протеста королю, Верховному судье и секретарю кортеса. И каждый раз брат Агостино предпочитал не доводить ситуацию до прямого конфликта. Мади аль-Мехмед все еще оставался одним из авторитетнейших лиц города, а самое главное, не боялся.

Но время его кончалось. Все некогда сильные мастера едва сводили концы с концами, а слабые, нарушив цеховые традиции, давно работали на монастырь Ордена, который захватил уже и гостиный дом, и красильни, и рынок, а потому город, забыв конституции фуэрос, уже давно жил совсем по иным правилам.

Томазо присутствовал на совещании мятежных грандов лично — в качестве оруженосца весьма высокородного барона, одного из старинных агентов Ордена. Но держался он в тени — были основания…

— Мы все в одинаковом положении, — первым начал прения все еще хромающий сеньор Франсиско Сиснерос. — У нас у всех отнимут поместья, а потом заставят ходить на задних лапках под обещание вернуть.

— У меня не отнимут, — подал голос один из грандов-сарацин, — я, слава Аллаху, в Гранадском эмирате займы беру. Туда вашему Трибуналу никогда не дотянуться.

— Это пока не дотянуться, — тут же возразили ему. — Если сейчас Бурбонов не остановить, они не только на Каталонию и Арагон, они и на Гранаду лапы наложат.

Томазо наблюдал. Происходило то, чего он и ожидал: раскол. Те, кто не брал займов, или брал там, где нет Инквизиции, или успел расплатиться из прошлого урожая, были уверены в себе и готовы продолжать войну.

— А чего мы опасаемся? — подал голос кто-то из грандов. — Лично я, пока мне приглашение в судебное заседание не вручили, ни королю, ни Папе ничего не должен.

Томазо насторожился.

— И то верно, — поддержали его несколько голосов, — мои мориски без моего приказа никаких церковных бумаг не признают.

— А у кого крестьяне, тот и господин!

Гранды одобрительно зашумели, а Томазо прикусил губу. На землях половины арагонских грандов жили мусульмане и язычники — люди крайне консервативные, а главное, преданные своим господам. И если гранды лично не скажут им, что они сами на этой земле более не господа, судебным исполнителям, а тем более монахам Ордена там делать нечего. И это означало, что добрая половина грандов будет воевать до тех пор, пока их крестьяне будут пахать землю и пасти скот.

Бруно ждал этой ночи, как никакой другой. Заранее, еще на ужине, стащил из кухни несколько ножей, смастерил простенькую отмычку и стал ждать, когда монастырь отойдет ко сну. Однако перед глазами, изрядно мешая думать о побеге, висела только картина Великого небесного Индиктиона с периодом в 532 года.

Он понимал глубинную правоту астрологии: звезды обязаны влиять на судьбы людей, городов и стран — так же, как большие шестерни вращают меньшие. А с другой стороны, люди тоже участвовали в своей судьбе, а порой и не только в своей. Он сам, будучи еще мальчишкой, обманом привел монашку Филлипину в полный пьяной солдатни бордель, и вдовы из города так и не ушли в пустынь. Чуть позже он убил Иньиго, и цена железа пришла в норму, а жизнь часового цеха наладилась. Прямо сейчас некто неведомый, но определенно человек, а не бесплотный всемогущий дух, менял всю арагонскую жизнь, то есть делал то, что, если верить астрологии безоглядно, под силу только звездам.

Выходило так, что нижние этажи жизни управляют верхними не менее, чем верхние — нижними. И это ломало всю стройную картину астрологического мироздания.

Томазо покинул совещание грандов Арагона в совершенном расстройстве. Да, половина грандов уже была готова признать долги, а значит, и власть короля. Но те, кто не брал займов у евреев или изначально опирался на мусульман, в расставленную им ловушку не угодили. В перспективе это приводило к расколу грандов на два лагеря, чего было явно недостаточно. Папа хотел, чтобы гранды воевали с Австрийцем, а не между собой.

«И как мне лишить грандов опоры на мусульман?»

Беда была в том, что морисков не в чем обвинить. Богатыми они, в общем, никогда не были, а потому и сколько-нибудь серьезных врагов не имели. Да и пастбище — не лавка, которую можно поджечь или отнять; все земли морисков принадлежали им уже сотни лет, и никто, кроме них самих, на эти земли не претендовал. И тем не менее именно налоги, которые мориски платили своим сеньорам, и позволяли мятежу против Бурбона продолжаться.

«Налоги? А что, если у грандов отнять налоги?»

В этом что-то было.

В этот раз, когда брат Агостино вызвал Марко Саласара для очередной беседы, рядом с Комиссаром сидел человек из Ордена.

— Сколько у тебя людей? — спросил монах.

— Четыреста семнадцать, сеньор, — без запинки ответил Марко, — и полгорода сочувствующих.

— А задание Папы и королевской четы выполнить сумеешь?

Марко вытянулся.

— Конечно, сеньор! А что нужно сделать?

— Сарацины… — мрачно произнес гость, встал и прошелся по комнате.

Глава городского отделения Христианской Лиги замер. Он чувствовал, насколько важно для него то, что сейчас произойдет. Но пока монах молчал.

— Крестовый поход? — холодея от предчувствий, осмелился спросить Марко.

— В некотором роде, — кивнул монах.

Внутри у Марко все зашлось.

— Неужели меня посылают в Палестину?

Монах молчал и только внимательно смотрел на молодого вождя католической молодежи.

— Нет, Марко, не в Палестину, — наконец-то произнес он.

— В Лангедок? — вспомнил Марко название французской провинции, с которой не мог справиться даже Людовик, и сам же понял, что это не Лангедок. Там жили гугеноты, а не сарацины.

Монах улыбнулся:

— Нет, Марко… это намного более важное задание.

Марко растерялся.

— Да, Марко Саласар, Церковь доверяет тебе гораздо более важное задание, — встал напротив него монах. — Твоя задача привести к вере Христовой твоих соседей.

— Здешних сарацин? — вытаращил глаза Марко. — Наших морисков?!

Монах кивнул.

— Но это же невозможно! — затряс головой Марко. — Они же упертые, как… как… как ослы!

— Да, это так, — печально признал монах, — и тем важнее донести до них светоч Христовой веры.

В глазах у Марко помутилось. Сарацинских деревень вокруг города было множество — почти половина.

— Значит, так, — прошелся по комнате монах. — Берешь всех своих людей. Входишь в поселок и начинаешь крестить — всех, от мала до велика.

— Они не согласятся, — покачал головой Марко.

— А разве я сказал, что тебе нужно их спрашивать? — резко остановился напротив монах. — Я тебе сказал: крестить!