Сумерки - Дмитрий Глуховский Страница 5

Всё сильнее подмывало бросить переводить этот рассказ по абзацам и сразу прочитать его до конца. Обычно я так и поступаю, чтобы сперва охватить общий смысл текста. Но здесь был слишком сложный язык, и я боялся, что если начну перескакивать через незнакомые слова, которых было больше половины, от меня может ускользнуть некая драгоценная деталь, дающая ключ к пониманию будущих загадок.

И чем дальше я читал, тем больше мне казалось, что мне довелось столкнуться с крайне необычным документом. Отчего-то я был совершенно уверен, что не перевожу, скажем, известный приключенческий роман восемнадцатого или даже девятнадцатого века, подложенный мне знакомым шутником. В этих листах, в этих буквах, в этих предложениях всё было подлинным: и неровно обрезанная по краям бумага, и заметные под лупой различия между печатными знаками, и скупой, точный, офицерский язык повествования.

Пока я размышлял, стоит ли идти на кухню, чтобы ставить на огонь воду для спагетти, глаза, будто притянутые магнитом, сами собой вернулись на то место, где я закончил перевод. Вопрос был решён.

«Что мы достигли того места, где сельва заканчивалась, ещё до наступления темноты. И что когда мы вышли из леса, то увидели, что стоим на высоком берегу неизвестной реки, не очень широкой, но стремительной, с непрозрачной водой зелёного цвета; и что на пологом берегу местность идёт открытая, и земля там поросла только невысокой травой, а в отдалении виднеются горы с отвесными скалистыми краями.

Что, посоветовавшись с сеньором Васко де Агиларом, мы хотели идти назад вечером того же дня, встав на привал, где нас застанет ночь. Что во время нашей с ним беседы с северо-востока, откуда мы пришли, послышался далёкий грохот; и что, приняв его за выстрел из аркебузы, мы подумали, что это сигнал тревоги, подаваемый нашими товарищами, оставшимися с подводами. Но что когда один из проводников взобрался на дерево, чтобы посмотреть, не видно ли чего, то сообщил, что с той стороны, откуда был слышен звук, на нас идёт гроза.

Что оба индейца и те из солдат, которые служили на Юкатане уже не первый год, были очень удивлены этим, потому что до сезона дождей оставалось ещё несколько недель, и непогода была редка.

Что по прошествии некоторого времени с северо-востока снова послышался грохот, но теперь он напоминал гром более отчётливо, потому что источник его был ближе. И что менее чем через полчаса чёрные тучи заволокли небо и над тем местом, где мы стояли, и начался ливень, а за ним и гроза.

Что из-за бури в тот день мы не смогли выйти в обратный путь, а решили остаться на ночлег там, где стояли. И что разбили там лагерь, выйдя из-под деревьев. И что гроза бушевала всю ночь, и молнии сверкали прямо над нашими головами; и что в одного солдата, укрывшегося вопреки приказу под деревом, попала молния, убив его. И что это навело немалый страх и на индейцев, и на остальных солдат.

Что на следующий день погода была снова ясной, и солнце пекло жарко. И что погибшего солдата похоронили по христианскому обычаю, а брат Хоакин отпел его и помолился за прощение его грехов. И что пока возвращались к месту, где оставили подводы с охраной, солдаты опять говорили про индейских божков, и про попавшую в их товарища молнию; и чтобы помешать им поддерживать эти сплетни, я всё время держал обоих проводников при себе, однако солдаты всё равно продолжали твердить свое.

Что дорогу к лагерю мы нашли без труда, хотя земля и разбухла из-за дождя; но что когда вышли на ту поляну, где оставили подводы и охрану, там не было ни души; и что приказав всем солдатам ждать нас на месте, я с сеньором Васко де Агиларом и двумя индейцами обследовал и поляну, и дорогу, уходящую от неё в обратном направлении. И что не обнаружил ни следов борьбы, ни брошенных вещей, ни оставленных знаков, ни отпечатков от колёс телег и конских подков; и что поскакал дальше по дороге, надеясь найти хоть кого-то из отряда, или какие-то следы, но, проскакав полчаса, никого не повстречал и вернулся.

Что за время моей поездки проводники обнаружили то, чего мы не увидели в начале: одна из каменных статуй божков, стоявшая среди деревьев и скрытая их густой листвою, оказалась вся измазана засохшей кровью. И что подумал я на индейца Гаспара Чу, заподозрив его в предательстве, и хотел приказать схватить двух остальных, но прежде чем успел это сделать, меня подозвал сеньор Васко де Агилар, осматривавший небольшую поляну чуть поодаль от главной.

И что на этой поляне стоял большой квадратный камень с углублением посередине и желобками, отходящими от него к краям; и на этом камне лежал наш проводник Гаспар Чу, и одежда с него была снята, и его грудная клетка рассечена и раскрыта, и сердце его было изъято и пропало.

Что, договорившись сами ничего не рассказывать солдатам, под страхом виселицы запретили делать то же и проводникам, поспешно покинули это место, и не оглядываясь на него, двинулись снова на юго-запад».

За окном шумел дождь, но, в отличие от сухого сезона на Юкатане, для октябрьской Москвы в нём ничего необычного не было. Я с надеждой перевернул последний лист, ища начало следующей главы. Тщетно: там только было нарисовано, кажется, от руки, и довольно неумело, престранное существо. Это был уродливый человечек с длинным носом, сидящий, вытянув ноги и уперевшись в них одной рукой. Другая была выставлена вперёд и повёрнута ладонью вверх; с шеи свисало ожерелье с привязанным к нему талисманом. Под картинкой стояла подпись «Chac». Этого слова я не нашёл ни в одном словаре, ни той же ночью, ни на следующий день, когда подчищал и редактировал текст в библиотеке, перед тем как сдать его в бюро.

Когда всё было готово, я обозначил рисунок в переводе его неубедительной копией, снабжённой оправдательной надписью «Рис. 1», так и оставив название непереведённым. Аккуратно уложив листы в папку, я ещё раз бросил взгляд на последний из них, прежде чем закрыть её. Уродец на картинке торжествующе улыбался. Я поскорее защёлкнул латунный замок и начал одеваться.

На моём столе лежали две одинаковые стопки бумаги: два экземпляра переписанного начисто и набранного перевода второй главы книги, названия которой я пока не знал, но собирался выяснить в ближайшее время. Один из них я положил в пакет вместе с кожаной папкой. В моём контракте нигде не было сказано, что я не имею права оставить себе копию.

Дождь хлестал по окнам и сёк мой плащ и в этот день, и на следующий, когда я возвращался в переводческую контору, надеясь получить новую главу книги. Причитавшийся мне гонорар был выплачен сполна сразу же, как только я сдал папку. Однако когда я спросил про следующую часть заказа, клерк покачал головой.

— Пока не было. Вот, кстати, тут у меня пара договоров на поставку шоколадных конфет и сигар, — он достал откуда-то из-под стола пластиковые пакеты-кармашки с белыми листами стандартного размера и искоса глянул на меня, ожидая, что я расплывусь в обычной признательной улыбке.