Мешок с костями - Стивен Кинг Страница 5

Она ответила, что они берутся, конечно, берутся.

В итоге в вечер, предшествующий их приходу, я провелпредуборочную инспекцию дома. Наверное, я хотел, чтобы женщины (двух ясовершенно не знал) не нашли ничего лишнего?

К примеру, шелковых трусиков Джоанны, засунутых за подушкидивана («Что-то мы очень часто занимаемся этим на диване, Майк, — как-тосказала она мне. — Ты заметил?»), или пустых банок из-под пива под креслом накрыльце, а может, туалетную бумагу в унитазе, которую забыли спустить вканализацию. По правде говоря, я не могу сказать, что именно я искал. Помните,я же жил как во сне, и ясность мыслей обретал, лишь когда дело касалоськонцовки романа (психопат-убийца завлек мою героиню на крышу многоэтажки ствердым намерением столкнуть ее вниз) или изготовленного фирмой «Норко» тестана беременность, который Джо купила в день смерти. Ингалятор от насморка,сказала она. Рыбное филе на ужин, сказала она. И в ее глазах я не заметилничего такого, что заставило бы меня заглянуть в них второй раз.

* * *

Завершая инспекцию, я заглянул под нашу кровать и нашелкнигу на стороне Джо. Она только-только умерла, но если в доме где-то исобирается пыль, так это в Подкроватном королевстве. Светло-серый налет,который я увидел на глянцевой обложке, достав книгу, напомнил мне о лице ируках лежащей в гробу Джоанны… Джо в Подземном царстве. В гробу тоже пыльно?Скорее всего, нет, но…

Я отогнал эту мысль. Она прикинулась, будто уходит, но весьдень пыталась вновь пробраться мне в голову, словно белый медведь Толстого.

Джоанна и я — выпускники университета штата Мэн. Обазащищали диплом по англоязычной литературе. Как и многие другие, мы влюбились всладкозвучный голос Шекспира и обожали цинизм горожан Тилбюри, который сумелдонести до нас Эдвин Арлингтон Робинсон [8]. Однако вместе нас свел не поэт иэссеист, а Сомерсет Моэм, пожилой писатель-драматург с сердцем романтика илицом, на котором отчетливо читалось презрение к роду человеческому (хотяпрактически на всех фотографиях между лицом и объективом вставала пелена сигаретногодыма). Поэтому я не удивился, обнаружив под кроватью «Луну и грош». Роман этотя прочел в юношестве, причем не один раз, а дважды, естественно, отождествляясебя с Чарлзом Стриклендом (но в Южные моря я хотел отправиться, чтобы писатькниги, а не рисовать).

Вместо закладки она воспользовалась игральной картой богзнает из какой колоды. Открывая книгу, я вспомнил слова, сказанные ею на заренашего знакомства. Случилось это на семинаре «Английская литература 20-гостолетия», наверное, в 1980 году. Джоанна Арлен училась тогда на втором курсе,я — на последнем, а на «Английскую литературу 20-го столетия» ходил потому, чтов тот последний для меня семестр у меня появилось свободное время. «Через столет, — заявила она на семинаре, — литературных критиков середины двадцатоговека заклеймят позором за то, что они обласкали Лоренса [9] и пренебреглиМоэмом». Слова эти вызвали доброжелательный смех (все студенты знали, что«Женщины в любви» — одна из лучших книг, когда-либо написанных). Я не засмеялся— влюбился.

Игральная карта лежала между страницами 102 и 103: ДиркСтруве только что узнал, что его жена уходит к Стрикленду, так назвал Моэм ПоляГогена. Рассказчик (повествование ведется от первого лица) пытается поддержатьСтруве. «Мой дорогой друг, ну что ты так печалишься. Она вернется…»

— Тебе-то легко так говорить, — бросил и комнате, теперьпринадлежащей мне одному.

Я перевернул страницу и прочитал:

«Оскорбительное спокойствие Стрикленда лишило Струвеостатков самообладания. В слепой ярости, не осознавая, что делает, он бросилсяна Стрикленда. Тот не ожидал нападения и пошатнулся, но силы ему хватало, дажепосле тяжелой болезни, поэтому мгновением спустя Струве, неожиданно для себя,оказался на полу.

— Смешной вы человечишка, — молвил Стрикленд».

И тут до меня дошло, что Джо никогда не перевернет страницуи не узнает, что Стрикленд назвал исполненного праведным гневом Струве смешнымчеловечишкой. В этот момент истины, который мне не забыть никогда (как можно?То были едва ли не худшие мгновения моей жизни), я понял, что это не ошибка,которую можно исправить. И не кошмарный сон, от которого можно пробудиться.Джоанна мертва.

Горе отняло у меня последние силы. Мы плачем глазами,другого не дано, но в тот вечер я почувствовал, что плачет все мое тело, каждаяего пора. Я сидел на краю кровати, держа в руке карманное издание романаСомерсета Моэма «Луна и грош», и рыдал навзрыд. Потом я, конечно, понял, чторевел не без причины. Несмотря на труп, который я опознал на цветном экранемонитора с высокой разрешающей способностью, несмотря на похороны и тенорокПита Бридлава, спевшего любимый псалом Джоанны, несмотря на короткую службу умогилы и брошенную на гроб землю, я не верил в случившееся. А вот книжкекарманного формата, выпущенной издательством «Пенгуин», удалось преуспеть там,где потерпел неудачу серый гроб, — она доказала, что Джоанна мертва.

«Смешной вы человечишка, — молвил Стрикленд».

Я откинулся на кровать, закрыл лицо руками и плачем загналсебя в сон, как делают дети, когда им очень плохо. И мне тут же приснилсякошмар. В нем я проснулся, увидел, что книга «Луна и грош» по-прежнему лежитрядом со мной на покрывале, и решил положить ее туда, где нашел, то есть подкровать. Вы знаете, как перемешиваются во сне реальность и фантазии: логика вних, что часы Дали, которые становятся такими податливыми: их можно развеситьпо веткам, как половики.

Я вернул игральную карту на прежнее место, между страницами102 и 103, окончательно и бесповоротно убрал указательный палец со строчки«Смешной вы человечишка, — молвил Стрикленд», перекатился на другую половинукровати, опустил голову, перевесившись через край, с тем чтобы положить книгуименно на то место, с которого я ее и поднял.

Джо лежала среди катышков пыли. Паутинка свесилась скроватной пружины и ласкала ей щеку, словно перышко. Рыжеватые волосы потерялипривычный блеск, но глаза — черные, живые — злобно горели на бледном, какполотно, лице. А когда она заговорила, я понял, что смерть лишила ее рассудка.

— Дай ее сюда, — прошипела она. — Это мой пылесос. — Ивыхватила у меня книгу, прежде чем я успел протянуть к ней руку. На мгновениенаши пальцы соприкоснулись. Ее были холоднее льда. Она раскрыла книгу(игральная карта вывалилась) и положила ее себе на лицо. А когда Джо скрестиларуки на груди и застыла, я понял, что надето на ней то самое синее платье, вкотором мы ее похоронили. Она вышла из могилы, чтобы спрятаться под нашейкроватью.