Лик Девы - Сергей Пономаренко Страница 5

«Надеюсь, скальпы они снимают с мертвых, а не с живых», — подумал он. На воинах были накидки из звериных шкур, кроме мечей и боевых топоров у них имелись круглые деревянные щиты, обтянутые кожей, и короткие копья. Раздался звук бубен, и из храма появилась извивающаяся в танце фигура в черном. Ее лицо прикрывала знакомая Ливию золотая маска, и он не сомневался, что это та самая жрица. Кружась, она обошла три раза лежащие мертвые тела, периодически что-то гортанно выкрикивая на незнакомом языке. Словно по волшебству стоявшие у ног мертвецов сосуды задышали отвратительным дымом, от которого у Ливия закружилась голова. Затем жрица перешла на греческий, и Дидий, немного знавший этот язык, разобрал, что она говорила.

— Великая Орейлохе, прародительница мира, дарующая плодородие, владычица неба, дождевых туч и всего живого, возьми на свою небесную колесницу моих сестер, твоих жриц, ни разу не познавших мужскую силу и плоть, а только смерть. Прошу тебя, не отвергай их, ибо им нет уже места здесь, среди живых. Возьми в дар жизнь этих римлян, подло напавших на нас, их кровь и сердца, будь милостива и верни нам вождя Трога, многие годы твердой рукой руководившего нашим родом, защищавшего его от врагов, а теперь познавшего смерть от коварных римлян.

На шее у жрицы висел серебряный диск, символизирующий Луну. Жрица поставила статуэтку изображающую богиню Деву возле круглой черной чаши, полной горящего масла. Произнося заклинания речитативом, она все быстрее танцевала, и у нее закатились зрачки под лоб, так что стали видны лишь белки глаз.

— Богиня Дева, прими во славу себя жертву — сердца этих нечестивых римлян, а тени их оставь на земле, чтобы они защищали твой дом и наши дома, служили нам. — Жрица подала знак, и двое воинов подхватили одного из римлян, содрали с него одежду и швырнули на жертвенный камень, растянув руки и ноги в разные стороны и крепко привязав их к кольцам. Жрица прекратила танцевать, взяла в руку кремниевый нож и быстро провела им по левому боку распростертого римлянина. Пленник закричал от нестерпимой боли. Жрица отложила нож в сторону, сняла с шеи диск, передала его помощнице, возникшей, словно из ниоткуда. Руки жрицы погрузились в тело несчастного, изогнувшееся дугой от боли, и когда они вновь появились, в них было его трепещущее сердце. В этот же миг помощница жрицы поднесла диск гладкой стороной ко рту несчастного, словно забирая последнее дыхание воина. Тело жертвы опало и мертвенно отяжелело. Сердце было брошено в сосуд с горящим маслом, и вонь стала еще отвратительнее, чем до сих пор. Дидий Ливий был не из слабонервных, но и он отвернулся. Один из воинов-тавров стащил тело с жертвенного камня и несколькими ударами меча отделил голову, которую тут же под приветственные крики тавров водрузили на высокий кол.

Помощница вновь передала диск жрице, и та, находясь в трансе, гортанно выкрикивая заклинания на непонятном языке, откинула край покрывала с лица мертвого вождя, испачкав ткань кровью, и приложила к губам вождя диск гладкой стороной. Затем выпрямилась, вновь отдала диск помощнице и подала знак воинам.

Теперь настал черед Секста Помпилия. Тот с побледневшим, помертвевшим лицом кинул прощальный взгляд на Ливия. Вскоре и его сердце обугливалось в жертвенной чаше, а воин-тавр трудился над его телом. И так же диск приложили сначала к устам жертвы, а затем — к устам мертвого вождя. Еще двое легионеров были принесены в жертву, а белое покрывало на теле вождя все больше темнело от крови, стекающей с рук жрицы. И тут по телу Ливия побежали мурашки — он увидел, как поднялась и опала под покрывалом грудь мертвеца — один раз, второй.

«Это невозможно! Никто еще не возвращался из мрачного царства Аида!» — Ливий зажмурился, пытаясь отогнать наваждение. Когда он открыл глаза, тело мертвого вождя под покрывалом было по-прежнему неподвижным. Возле него, согнувшись стояла жрица, рассматривая мертвеца. На ее шее висел серебряный диск, его блестящая сторона запотела, и по ней стекали капли крови. Лицо жрицы пряталось под черным платком и золотой маской, а ее движения выдавали усталость, но она вновь подала знак воинам. Настал черед Дидия Ливия.

Ему развязали руки, в которые тут же мертвой хваткой вцепились два воина, но он и не пытался освободиться. Он поступил иначе — сделал подножку воину, удерживавшему его правую руку, и когда тот зашатался, пытаясь удержать равновесие, обрушил вес своего тела на него. Тот налетел на жертвенный камень и опрокинулся спиной на горящую и смердящую чашу. Тут же вспыхнула его одежда, и он, страшно крича от боли, стал кататься по земле, пытаясь сбить пламя. Дидий со всей силы всадил кулак освободившейся руки в лицо второго стража, и у того что-то хрустнуло, и он медленно осел на землю, отпустив вторую руку Ливия. Времени, которое потребовалось, троим оставшимся воинам, чтобы понять случившиеся и броситься на освободившегося пленника, хватило на то, чтобы Дидий Ливий выхватил меч у поверженного стража. В следующее мгновение один из воинов наткнулся на его меч и упал, обливаясь кровью. Дидий запрыгнул на жертвенный камень, ногой отбросил чашу с горящим маслом, и она, облив огнем одного из нападавших, отлетела, исчезла в пропасти. Ливий знал, что у него нет шансов убежать, но не хотел быть зарезанным, как свинья. Он еле увернулся от полетевшего в него копья, поскользнулся, упал, и это спасло его от другого копья. Упав на землю, Ливий пружиной вскинулся на ноги. Краем глаза он заметил слева движение фигуры в черном, и в то же мгновение у него в руках оказалась жрица. Он держал ее за волосы, уперев острие меча ей в спину, и она вскрикнула от боли, когда острый конец слегка воткнулся в ее тело. Увидев, что римлянин захватил заложницу, тавры опустили мечи.

— Мы — вожди племен синхов, аропаев, нарои — народа, который вы, римляне, называете таврами, — произнес высокий седоватый бородач, по возрасту самый старший из вождей. — Отпусти жрицу, и мы даруем тебе жизнь и свободу. Мы клянемся сделать так именем Орейлохе, владычицы и начала всего сущего. В противном случае, римлянин, тебя ждет мучительная смерть.

Дидий молча согнул жрицу и схватил ее за шею. Голова жрицы оказалась у него под мышкой левой руки. Он потащил ее за собой, пытаясь выбраться на узкую тропинку, ведущую вниз. В это мгновение лезвие кинжала, скрытого в одежде жрицы, проткнуло ему бок. Вместе с болью пришла внезапная слабость, и Ливий не смог сломать жрице шею. Женщина вырвалась, оставив в его руках золотую маску, слетевшую с ее головы. Держа в слабеющих руках меч, Ливий зашатался, словно пьяный.

— Мы дали слово и не тронем тебя — ты сам умрешь, и твоя голова окажется на нем. — Вождь указал на кол, лежавший возле жертвенного камня. — Ты храбрый воин, римлянин, и я возьму твою голову для охраны своего жилища.

«Нож у проклятой жрицы был отравлен», — понял Ливий. Пошатываясь, он подошел к обрыву и, прежде чем ему успели помешать, под отчаянный крик жрицы рухнул в бездну, крепко сжимая в руке золотую маску.

— Проклятый римлянин унес в пропасть священную маску Орейлохе! — яростно воскликнула жрица. — Обряд прерван, верховный вождь Трог навсегда покинул нас. Я бессильна что-либо сделать без маски Орейлохе — он не найдет обратный путь из Иного Мира.

— Жрица Мара! — обратился к ней старый вождь. — Я видел сон: великая Орейлохе просила перенести ее жилье в чрево земли, где никогда не светит златоглавый Гелиос, куда не заглядывает среброликая Елена, — в царство вечной тьмы.