Кракен - Чайна Мьевилль Страница 5

— Понятия не имел, что ты принимаешь участие в Олимпиаде Дерьмовых Названий.

— Если бы ты не бултыхался в болоте невежества, до тебя дошло бы, что это название призвано вздрючить французов. Ни одно из слов не переводимо на их жалкий язык.

Леон жил на окраине Хокстона — район лишь с натяжкой можно было назвать приличным. По отношению к приятелю он вел себя как Вергилий с Данте, таская Билли по художественным мероприятиям и рассказывая о тех, на которые сам не смог попасть, преувеличивая и привирая. Игра их состояла в том, что Билли постоянно превышал кредит по анекдотам, одалживаясь историями у Леона. Леон, костлявый и бритоголовый, облаченный в дурацкую тужурку, сидел в тени у пиццерии, вытянув перед собой длинные ноги.

— Я прождал тебя всю жизнь, Ричмал! Где ты был? — возопил он.

Леон давно пришел к выводу, что голубоглазого Билли назвали в честь другого озорного мальчишки, Уильяма из «Просто Уильяма», и, вне всякой логики, окрестил друга именем автора книги [3].

— В Чиппинг-Нортоне, — сказал Билли, постукивая Леона по голове. — В Тейдон-Бойсе. Как она, жизнь разума?

Мардж, подружка Леона, подставила щеку для поцелуя. Распятие, которое она всегда носила, поблескивало в вырезе блузки.

Билли встречал ее всего несколько раз. «Она что, зациклена на Боге?» — спросил он у Леона, увидев Мардж впервые.

«Да нет. Воспитывалась у монашек. Все время помнит о грехе. Вот Иисус и ерзает у нее между сисек».

Как и большинство Леоновых подружек, Мардж была привлекательной, слегка полноватой и немного старше Леона — староватой для своего, условно говоря, эмо-готского прикида. «Лучше скажи — “рубенсовская” или “булочка”, на худой конец», — посоветовал Леон.

«Булочка?» — переспросил Билли.

«И какого это хера ты сказал “староватая”? Поли Перретт [4]намного старше».

«А это кто еще такая?»

Мардж работала на полставки в жилищном управлении Саутуарка и занималась видеоартом. С Леоном она познакомилась на какой-то тусовке, пока в галерее играла дроун-группа. Леон, предупреждая возможные разговоры насчет Мардж Симпсон, сказал, что прозвище его подружки — это сокращение от слова «Маргиналия».

«От чего? А как ее зовут по-настоящему?»

«Билли, не занудствуй».

— Мы говорили о прибабахнутых голубях, которых видели возле банка, — сказал Леон, когда Билли уселся.

— Мы спорили о книгах, — возразила Мардж.

— Лучший вид спора, — одобрил Билли. — О чем же именно?

— Не отвлекай его, — сказал Леон, но Мардж уже отвечала:

— Вирджиния Вулф против Эдварда Лира.

— О господи, — вздохнул Билли. — Это все, из чего можно выбирать?

— Я за Лира, — сообщил Леон. — Отчасти из верности букве «Л». Отчасти потому, что при выборе между абсурдом и выпендрежностью, ясное дело, выбираешь абсурд.

— Ты явно не читал глоссарий к «Трем гинеям», — сказала Мардж. — Солдаты у нее «кишковыпускатели», героизм — то же самое, что «ботулизм», а герой — синоним «бутыли».

— Лир? — сказал Билли. — По Вздорляндии веселой рыщет МегаБегемот. — Он снял очки и сжал переносицу. — Ладно, позвольте кое-что вам рассказать. Дело вот в чем…

Это оказалось последними его словами: остальные увязли в горле. Леон и Мардж уставились на него в недоумении.

Билли попробовал еще раз. Потряс головой. Издал клохчущий звук, словно что-то застряло у него во рту. В конце концов ему пришлось едва ли не выталкивать информацию сквозь собственные зубы.

— Один из… Пропал наш огромный спрут.

Говоря это, Билли чувствовал себя так, словно пробивает отверстие в крышке.

— Что? — сказал Леон.

— Я не… — начала Мардж.

— Нет, больше я об этом ничего не знаю. — Билли выдавливал из себя слово за словом.

— Пропал? Что значит «пропал»? Почему я об этом ничего не слышал? — спросил наконец Леон.

— Не знаю. Думаю, это из-за того, что… Ну то есть полицейские просили нас держать это в тайне — черт, смотрите, что я наделал, — но я не ожидал, что это взаправду сработает. Я-то думал, это уже есть на первой полосе «Стандарта».

— Может, это, как там, военная тайна? — предположил Леон. — Знаешь, когда журналистов заставляют заткнуться насчет какого-то материала?

Билли пожал плечами.

— Они не сумеют… Половина экскурсантов, наверное, уже раструбила об этом дерьме в своих блогах.

— А кто-нибудь, может, зарегистрировал бигсквидгондот-ком [5],— предположила Мардж.

Билли пожал плечами.

— Возможно. Знаете, пока сюда ехал, я думал, может, не надо… Я и сам чуть было не скрыл это от вас. Видимо, в меня внедрили страх Божий. Но главное для меня не в том, что копы запрещают. Просто это совершенно невозможное событие.

Тем же вечером, когда он направился домой, разразилась буря, ужасная, из тех, что электризуют воздух. Из-за туч небо стало темно-коричневым. С крыш текли писсуарные струи.

Как только Билли вошел в свою квартиру в районе Харингей, в тот самый миг, когда он переступил через порог, зазвонил телефон. Билли уставился сквозь окно на мокрые деревья и крыши. На другой стороне улицы мусорный вихрь окружил белку со свалявшейся шерстью, сидевшую на гребне крыши. Белка трясла головой и смотрела на него.

— Алло? — проговорил он. — Да, это Билли Харроу.

— …бу-бу-бу, что вы, черт бы вас побрал, вернулись так поздно. Значит, приедете, да? — сказала женщина на линии.

— Погодите, что такое?

Белка по-прежнему глазела на него. Билли показал ей кукиш и одними губами произнес: «Пошла вон», затем отвернулся от окна и постарался сосредоточиться.

— Простите, а кто это?

— Черт, вы будете наконец слушать? Трещать у вас получается лучше, да? Полиция, приятель. Завтра. Усекли?

— Полиция? Вы хотите, чтобы я вернулся в музей? Хотите, чтобы…

— Нет. В участок. Ради бога, прочистите уши. — Молчание. — Эй, вы там?

— …Знаете, мне не нравится, как вы…

— Да, а мне не нравится, как вы треплетесь, хотя велено молчать.

Женщина продиктовала адрес. Билли хмурился, записывая его на меню какой-то кулинарии.