Красные цепи - Константин Образцов Страница 5

Конечно, Валера ничего не слышал, и это неудивительно: в закрытой машине с включенной музыкой сквозь шум дождя он действительно мог не слышать, что происходит за домом, в глухом дворе. Судя по всему, Марина выключила свет в баре и прошла через черный ход, чтобы потом при помощи пульта опустить со стороны улицы железные жалюзи на входную дверь и окна. Девочки-бармены всегда делают именно так. Только вот на этот раз выйти из двора ей было уже не суждено.

«Проводишь меня?» Я вспоминаю улыбку и взгляд. Я мог бы задержаться на полчаса. Даже меньше. Я мог бы просто подождать ее для того, чтобы посадить в это чертово такси. Вместо этого я поехал домой и как раз покупал в круглосуточном супермаркете пиво, когда Марина умирала на грязном заднем дворе, захлебываясь болью и кровью.

Я открываю глаза, мотаю головой и стараюсь сосредоточиться на том, что говорит мне Ира.

Марину нашли примерно в семь утра, когда старуха из дома во дворе вышла по каким-то своим старушечьим делам. Она увидела издали что-то, что показалось ей порванным мешком для мусора с кухонными отходами: фаршем и обломками костей. Подумала еще, кто же это выбросил мусор прямо у задней двери бара, а потом подошла ближе… Приехавшие сотрудники полиции позвонили Толику и Андрею, те и опознали Марину. Толик срочно вызвал Иру — зачем, она не знает, да и он тоже вряд ли понимал, зачем это делает, наверное, просто чтобы кто-то был в баре, если уж двери открыты. И вот сейчас еще нет девяти, а она уже пьяная, и что теперь делать весь день, а сегодня ее смена, а ты ее видел, и что же это такое, и как это может быть, и я теперь никогда не останусь тут ночью… Ира снова начинает дрожать, слеза капает в наполовину опорожненную кружку с водкой и энергетиком. К негромким мужским голосам, доносящимся со двора, присоединяется женский. Наверное, приехал эксперт. Я молча гашу сигарету и снова иду к двери черного хода. Настало время кое-что уточнить. Боковым зрением я вижу, как Ира опять тянется к бутылке с водкой. Похоже, скоро Толику придется вызывать сюда еще одного бармена.

Рядом с телом Марины присела молодая женщина в светлом пальто. Длинная прядь золотисто-рыжих волос упала на лицо, когда она нагнулась над кроваво-черным провалом раны на месте груди — как ангел, опоздавший прийти за душой и теперь ищущий ее в жутких глубинах мертвого тела. Пальцы в перчатках пробегали по лохмотьям плоти и окровавленной ткани.

— Часов пять точно, может быть, шесть, — сказала она стоящему рядом с ней оперативнику, тому, кто интересовался, когда приедет эксперт. Его напарник с неприятной физиономией стоял чуть поодаль и делал какие-то пометки на листе бумаги, положенном на папку.

— Алина Сергеевна, в протокол что вносим?

— Так и пишешь — от пяти до шести часов.

Я вижу, как женщина-эксперт внимательно смотрит вокруг, окидывая взглядом серый асфальт, потом снова склоняется над телом. Она прикасается пальцами к торчащим осколкам ребер и вдруг вздрагивает. Я отчетливо замечаю, как задрожали ее пальцы, напряглись плечи, замерло дыхание. Она еще ниже склоняется над раной и уже двумя руками проводит по ее рваным краям. Прядь рыжих волос почти касается мертвого тела и чуть колышется от дыхания, вырывающегося из приоткрывшихся губ.

— Увидели что-то необычное? — спрашиваю я.

Самое важное в жизни часто происходит тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем. Можно очень желать чего-то или, напротив, бояться: встречи, события, случая, — можно годами жить с этим желанием и страхом, так что состояние подсознательного ожидания становится привычным, почти незаметным. Можно даже забыть обо всем вовсе — но вот те самые встреча, событие, случай наконец-то происходят и неизбежно приносят с собой шок и мгновенную растерянность. Потому что именно сейчас, в этот момент, мы готовы к ним меньше всего.

Об этом подумала Алина, когда, склонившись над мертвым телом, увидела именно то, что хотела, ждала и боялась увидеть уже несколько лет.

Начало дня совершенно не предвещало ничего необычного. Да и какие предвестья могут быть в таком случае? Вещий сон? Визит привидения?

Раннее утро было чудесным и даже каким-то радостным, насколько вообще радостным может быть осеннее утро в Петербурге. Ливший всю ночь дождь закончился, неяркое солнце просвечивало сквозь тонкую завесу серой дымки. Прозрачный воздух замер в торжественной неподвижности, и с высоты одиннадцатого этажа далеко видны были деревья на берегу Муринского ручья, и сам ручей, серой извилистой лентой уползавший вдаль, и широкий черно-зеленый ковер парка Сосновка, где на темном фоне елей и сосен яркими пятнами вспыхивали желтый, красный и оранжевый цвета.

Алина проснулась бодрой, отдохнувшей, утренний душ был горяч, утренний кофе — крепок. Она быстро собралась, взяла ключи от машины и бросила последний взгляд в большое зеркало холла. Необходимый акт самоидентификации каждого: точно ли это я сейчас выйду во внешний мир? Да, несомненно: невысокая молодая женщина, золотистое каре волос до плеч, зеленые глаза смотрят внимательно и немного строго, светлое приталенное пальто подчеркивает выразительную фигуру. Алина улыбнулась отражению и вышла из квартиры.

На улице она с удовольствием вдохнула прохладный воздух, в котором были растворены тонкие нотки осенней влаги и запаха прелых листьев. Красный «Peugeot-307», казалось, встретил ее радостным ожиданием, как веселый пес встречает хозяина, собираясь идти на прогулку. Автомобиль был подарком отца на двадцатипятилетний юбилей, и сменил видавшую виды «девятку», на которой Алина ездила до этого. Вообще, Алина крайне неохотно принимала от папы такие подарки, и он выбрал максимально веский повод для того, чтобы заставить дочь пересесть из вызывавшего у него ужас «ведра» в более безопасный и во всех отношениях лучший «Peugeot». Собственно, так же получилось и с квартирой: ее папа подарил Алине на двадцатилетие, и она переехала сюда из съемной «хрущевки», которую арендовала вместе с двумя подружками по медицинской академии. Алина с восемнадцати лет жила отдельно от отца и ни разу за это время не попросила его о помощи, как бы трудно ей ни приходилось, просто потому, что это претило ее самостоятельной натуре. Сейчас, когда уже приближалось ее тридцатилетие, она даже с некоторой тревогой думала о том, что подарит ей папа на этот раз.

Алина села за руль и выехала на проспект, по которому уже торопились машины, спеша образовать утренние пробки, проехала мимо парка, раскинувшегося вдоль Муринского ручья, свернула на улицу Руставели и уже почти подъезжала к Пискаревскому проспекту, когда подал голос ее мобильный телефон. Алина взглянула на экран и чуть поморщилась. «Иванов Эдуард» высветилось на экране. На самом деле ее непосредственного начальника, руководителя отдела судебно-медицинских экспертиз трупов, звали Эдип. Эдип Михайлович Иванов. По вполне понятным причинам он предпочитал называться Эдуард. Алина помнила, как, узнав настоящее имя начальника, удивилась безрассудной смелости его родителей.

— Да, Эдуард, доброе утро, — сказала она в трубку.

— Алина, привет, ты где?

Рабочий день в Бюро судебно-медицинской экспертизы начинался в десять часов, но Алина была сегодня дежурным экспертом, и теоретически это означало, что уже в восемь она должна быть на месте. Сейчас было ровно восемь утра. Впрочем, практически для дежурного эксперта было достаточно просто быть на связи в это время.