Маска Ктулху - Говард Филлипс Лавкрафт Страница 51

А ночью снова появились голоса.

И видение пришло вместе с ними. Я опять был среди огромных пространств со странными базальтовыми строениями и страшными лесными зарослями. И знал, что здесь я Избранный, я горд, что служу Древним и принадлежу тому величайшему, подобному прочим и все же иному, тому, кто один способен принимать форму скопления сияющих сфер, Хранителю Порога, Охранителю Врат, Великому Йог-Сототу, который лишь выжидает, чтобы вернуться на свою давнюю земную твердь, в то измерение, где я должен буду продолжать свое служение ему. О, власть и слава! О, чудо и ужас! О, вечное блаженство! И я слышал, как кричат козодои, как их голоса поднимаются и опадают вокруг, а гимнопевцы выкрикивают под чужими звездами, под чужими небесами, выкрикивают вниз, в глубокие пропасти, и ввысь, к укутанным пеленой горным пикам, выкрикивают громко:

— Лллллллл-нглуи, ннннн-лагл, фхтагн-нга, айи Йог-Сотот!

И я тоже возвысил свой глас во славу Его, Таящегося на Пороге:

— Лллллллл-нглуи, ннннн-лагл, фхтагн-нга, айи Йог-Сотот!

Говорят, именно это я вопил, когда меня нашли подле тела бедной Амелии Хатчинс: сгорбившись над ней, я рвал горло беззащитной женщины, сбитой с ног, когда она возвращалась по хребту от Эбби Джайлз. Говорят, именно эти слова неслись из моих уст, полные звериной ярости, а повсюду вокруг были козодои, они плакали и вопили, сводя с ума. И вот почему они заперли меня в этой комнате с решетками на окнах. Глупцы! Ох, какие глупцы! У них не получилось с Абелем, и они цепляются за соломинку. Как они могут хотя бы помыслить о том, чтобы оградить от Них Избранного? Что Им все эти решетки?

Но они еще и запугивают меня — говорят, что все это сделал я. Да я никогда в жизни не поднял руку на человека. Я рассказал им, как все было, — если только они захотят понять. Я сказал им. Это был не я, нет! Я знаю, кто это был. Мне кажется, я всегда это знал, и если они постараются — доказательства найдут.

То были козодои, они беспрестанно звали, эти проклятые козодои, они кричали, они таились в ожидании — козодои, козодои в распадке…

Очень хорошо, что ограниченность человеческого разума нечасто позволяет созерцать в должной перспективе все факты и события, коих этот разум касается. Я размышлял об этом множество раз — особенно в связи с любопытными обстоятельствами исчезновения Джейсона Уэктера, музыкального и художественного критика бостонской газеты «Циферблат», случившегося год назад. Тогда выдвигалось множество теорий: от подозрения в убийстве Уэктера каким-нибудь разочаровавшимся художником, которого больно задели ядовитые инвективы критика, до предположений, что Джейсон просто сбежал неизвестно куда, не сказав никому ни слова, по причине, ведомой лишь ему одному.

Возможно, последняя гипотеза гораздо ближе к действительности, нежели принято полагать, хотя принимать ее или нет — вопрос терминологии, подразумевающий выбор: является отсутствие Уэктера добровольным или же нет. Однако есть одно объяснение, предлагающее себя всем, кто обладает достаточным воображением, чтобы понять, о чем идет речь; а некие обстоятельства, приведшие к этому событию, и впрямь не способствуют никакому иному заключению. Вот к этим обстоятельствам я был непосредственно — и немало — причастен, чего, впрочем, не сознавал и сам, пока исчезновение Джейсона Уэктера не стало фактом.

События начались с одного желания, которое само по себе было более чем прозаическим. Уэктер, живший один в старом доме на Кингз-лейн в Кембридже, достаточно далеко от кипения жизни, коллекционировал произведения примитивного искусства — в основном из дерева или камня. У него имелись такие курьезы, как странная культовая резьба Ордена кающихся грешников [43], барельефы майя, эксцентричные скульптуры Кларка Эштона Смита, деревянные фетиши и резные фигурки богов и богинь с островов Южных морей и многое другое. Еще он хотел иметь «нечто из дерева», что как-то отличалось бы от всего остального, хотя, по моему мнению, даже работы Смита предлагали разнообразие, кое могло бы удовлетворить любого. Но Смит не работал по дереву; Уэктеру же хотелось чего-то именно из дерева, чтобы, как он выражался, «уравновесить коллекцию», и приходилось признать, что и впрямь деревянных изделий у него почти не было, если не считать нескольких масок с Понапе [44], которые странной и чудесной образностью своей перекликались с работами Смита.

Думаю, не один приятель Джейсона Уэктера искал для него «чего-нибудь из дерева», но именно мне однажды выпало найти то, что нужно, — в незаметной лавке старьевщика в Портленде, куда я приехал провести отпуск. То и впрямь была странная вещица, но сделанная просто ювелирно: нечто вроде барельефа с осьминогообразным существом, поднимающимся из разбитой монолитической конструкции в некоем подводном пространстве. Цена в четыре доллара была крайне умеренной, а то, что сам я никак не мог истолковать эту резьбу, больше прочих соображений увеличивало ее ценность в глазах Уэктера.

Я назвал существо «осьминогообразным», но осьминогом оно не было. Чем оно было, я не знал; его внешний вид предполагал наличие тела подлиннее и вовсе не похожего на туловище осьминога, а щупальцевидные отростки отходили не только от лица — из того места, где должен располагаться нос, как в скульптуре Смита «Старший Бог», — но также от боков и из средней части тела. Два отростка, шедшие от лица, явно были хватательными и изображались так, словно метнулись вперед, как бы стараясь схватить — или уже хватая — что-то. Сразу над этими щупальцами имелись глубоко посаженные глаза, вырезанные со сверхъестественным мастерством: они оставляли впечатление невыразимого и тревожного зла. В подножии статуэтки была вырезана строка на неведомом языке:

«Ф’нглуи мглв’наф Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн».

О природе того дерева, из коего все это было вырезано, — темно-коричневого, почти черного, с совершенно неведомой текстурой витых волокон, — я не знал ничего, вот только для дерева оно было необычайно тяжелым. Хотя вещь была крупнее, нежели я собирался дарить Джейсону Уэктеру, я знал, что она ему понравится.

— Откуда она у вас? — спросил я у флегматичного человечка за прилавком, заваленным всякой всячиной.

Он сдвинул очки на лоб и ответил, что не может сообщить мне на этот счет ничего — разве что выловили статуэтку в Атлантическом океане.

— Может, смыло с какого-нибудь судна, — предположил он.