Прекрасное далеко - Либба Брэй Страница 52

— Она бы сказала, — шепчу я. — Извини, я не ежиха. Я сурок.

Грустная улыбка трогает губы Картика.

— Ему повезло, что он нашел такую остроумную подругу, — говорит он, и мне хочется вернуться на пару мгновений назад и ответить по-другому.

Мы даем Фрее еще яблоко, и она жадно его съедает. Картик гладит ее гриву, и лошадь тычется в него носом. Вокруг нас звучит хор ночных существ. Это настоящая какофония — вовсю распевают сверчки и лягушки… Никому из нас не хочется говорить, и я полагаю, это как раз одно из тех качеств, которые так привлекательны для меня в Картике. Мы можем быть вместе, оставаясь наедине с собой.

— Ну вот, все, — говорит он наконец, вытирая ладони о штаны. — Больше нет ничего, Фрея.

Картик зевает и потягивается, закинув руки за голову. Рубашка выбивается из-под ремня. Ее полы поднимаются, и я вижу темные волоски на гладком мускулистом животе.

— Ты, похоже, устал, — запинаясь, говорю я.

Хорошо, что в темноте он не видит, как вспыхнули мои щеки.

— Тебе пора спать.

— Нет, — возражает Картик. — Я вообще-то предполагал прогуляться к озеру, если ты согласна пойти со мной.

— Конечно, — отвечаю я, радуясь, что он мне это предложил.

Озеро лениво плещется в берегах в мирном, спокойном ритме. Вдали ухает сова. Легкий ветерок раздувает мои волосы, они падают на щеки. Картик садится у дерева, прислонившись к стволу спиной. Я усаживаюсь рядом.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что наши судьбы больше не связаны? — спрашиваю я.

— Я думал, что моя судьба — состоять в братстве Ракшана. Но я ошибался. И теперь я просто не знаю, что ждет меня впереди. Я даже не знаю, верю ли я вообще в судьбу.

Точно так же, как прежде меня раздражали высокомерие и самоуверенность Картика, сейчас мне не хватает этого ощущения. Мне трудно видеть его таким растерянным.

Мы снова надолго умолкаем. Его глаза закрываются, но он не позволяет себе задремать.

— Есть только одно, о чем я должен спросить, и больше никаких вопросов. Ты видела Амара?

— Нет. Клянусь.

Ему как будто становится легче.

— Это хорошо. Хорошо.

Его веки опускаются, и через несколько секунд он уже спит.

Я сижу рядом с ним, прислушиваюсь к его дыханию, тайком наслаждаюсь его красотой: длинные темные ресницы лежат на высоких скулах; прямой нос, чуть приоткрытые полные губы… Говорят, леди не должна испытывать подобных желаний; но разве леди в силах удержаться? Мне пришлось бы брести по жизни как во сне, чтобы не замечать притяжения таких губ…

Я осторожно протягиваю руку, чтобы коснуться Картика. Картик мгновенно просыпается, задыхаясь, испуганный. Я взвизгиваю, а он хватает меня и не отпускает.

— Картик! — вскрикиваю я, но он стискивает меня еще сильнее. — Картик, прекрати!

Он наконец приходит в себя и разжимает руки.

— Извини. Мне снова снилось… — бормочет он, тяжело дыша. — Такие страшные сны…

— Что за сны?

Я все еще ощущаю его пальцы на своих руках.

Он проводит дрожащей ладонью по волосам.

— Я вижу Амара на белом коне, но он не такой, каким я его помню. Он похож на какое-то ужасное проклятое существо. Я пытаюсь бежать за ним, догнать, но он всегда остается далеко впереди. Потом сгущается туман, и я больше его не вижу. Когда же туман рассеивается, я оказываюсь на какой-то холодной ветреной равнине… это ужасное и прекрасное место. Из тумана выходит целая армия потерянных душ. Они ищут меня, а я обладаю огромной силой. Такой силой, что даже и вообразить невозможно.

Он вытирает выступивший на лбу пот.

— И это все?

— Я… Еще я вижу твое лицо.

— Мое? Я тоже там?!

Картик кивает.

— Ну, и… что же происходит дальше?

Он не смотрит на меня.

— Ты умираешь.

Я вся покрываюсь гусиной кожей.

— Как именно?

— Я… Я не знаю.

Порыв ветра со стороны озера заставляет меня содрогнуться.

— Это всего лишь сны.

— Я верю в сны.

Я беру его за руки, наплевав на то, что это выглядит слишком дерзко.

— Картик, почему бы тебе не отправиться со мной в сферы и не поискать Амара самому? Тогда ты будешь все знать наверняка, и, может быть, кошмары прекратятся.

— А вдруг они окажутся правдой?

Он осторожно высвобождает руки.

— Нет. Как только я рассчитаюсь с цыганами за помощь, я отправлюсь в Бристоль, на корабль «Орландо».

Я встаю.

— Значит, ты не хочешь даже попытаться бороться? — говорю я, чувствуя себя бесконечно подавленной.

Картик смотрит в пространство перед собой.

— Создавай союз без меня, Джемма. Ты и сама отлично справишься.

— Я устала справляться сама.

Смахивая слезы, я направляюсь в лес. Когда я прохожу мимо цыганского лагеря, я вижу мать Елену, она несет в сторону нашей школы какое-то ведро.

— Что ты делаешь? — резко спрашиваю я.

Я выхватываю у нее ведерко, и из него выплескивается темная жидкость.

— Что это такое?

— Нужно сделать кровавые знаки, — отвечает она. — Для защиты.

— Так это ты разрисовала восточное крыло. Зачем?

— Если не будет защиты, они придут, — бормочет мать Елена.

— Кто придет?

— Проклятые.

Старая цыганка пытается отобрать у меня ведро, и я отвожу его подальше.

— Я не собираюсь тратить еще одно утро на то, чтобы отмывать все это, — говорю я.

Мать Елена потуже натягивает на плечи шаль.

— Два пути! Печать сломана. Почему Евгения это позволила? Она ведь знает… она знает!

События этой мерзкой ночи доводят меня до того, что во мне что-то закипает, я как бродячая собака, которая больше не может вынести, что ее дразнят.

— Евгения Спенс мертва! Она мертва уже двадцать пять лет! И не смей больше этого делать, мать Елена, или я расскажу миссис Найтуинг, что это твоих рук дело, и цыган тогда выгонят из этого леса, навсегда выгонят! Ты этого хочешь?

Лицо старой цыганки кривится.

— Ты видела мою Каролину?

— Нет, — устало отвечаю я.

— Она умеет очень хорошо прятаться.

— Она не…

Я умолкаю.

Нет смысла взывать к разуму цыганки. Она безумна, и я чувствую, что, если задержусь здесь еще немного, я и сама свихнусь. Я выливаю жидкость в траву и возвращаю ведро матери Елене.