Число зверя - Йорг Кастнер Страница 56

Она говорила все тише и наконец начала всхлипывать; слезы потекли по ее щекам. Вся печаль, накопившаяся в ней за долгие годы и пожиравшая ее изнутри, похоже, проложила себе путь на поверхность. Пауль привлек ее к себе и крепко обнял, как сделал бы ее брат, если бы он у нее был. «Но только ли как брат?» – спросил он себя, когда Клаудия посмотрела на него, и в ее темно-синих глазах он увидел жажду, переполнявшую и его. Жажду – тут он был похож на Клаудию с ее болью, – которая долгие годы была заперта где-то в самых глубинах его души. Жажда женщины, которой он мог бы посвятить себя, с которой он мог бы разделить судьбу. Это было чувство, которое он не испытывал со времен своей молодости, с тех пор как дал обет и вступил в орден.

Но здесь, в этом одиноком горном городке, да еще грозовой и темной ночью, обет показался Паулю не таким уж важным. Он обнимал женщину, с которой хотел провести всю жизнь, делиться с ней своими чувствами, своими мыслями. В этот момент он ничего не желал с большим нетерпением, чем стать единым целым с Клаудией.

Их губы слились в долгом поцелуе. Они прижались друг к другу, и Пауль с каждым вдохом впитывал аромат Клаудии и тепло ее тела. Его руки скользнули под ее свитер, потянули его вверх и стащили через голову. Под свитером был белый бюстгальтер. Пауль поцеловал ее полные груди и спустил лямки бюстгальтера с плеч. Одновременно он чувствовал, как ее руки завозились у него в брюках, расстегивая ремень, а затем и молнию. От прикосновения ее рук Пауль возбудился еще сильнее.

Когда они снова поцеловались, их взгляды встретились. Но тут что-то случилось, и они остановились. Они вспомнили: то, что они сейчас делают, неправильно. Пауль желал Клаудию не меньше, чем секунду назад, но что-то сдерживало его. Что-то сильнее жажды, важнее желания.

– Ты вспомнил о своем обете? – спросила его Клаудия.

– Да, – хрипло ответил он.

– Но почему именно сейчас?

– Наверное, потому что еще немного – и мы бы зашли слишком далеко.

Она снова показалась ему опечаленной, но иначе, чем раньше.

– То же самое я прочел и в твоих глазах, – заметил Пауль. – Что же остановило тебя? Может, почтение к обету иезуита?

– Ты тут совершенно ни при чем.

– Это из-за Альдо?

Клаудия кивнула.

– Ты его любишь?

– Вовсе нет! Как ты мог такое подумать?

– Вы оба странно себя ведете. С одной стороны, между вами, кажется, что-то произошло, а с другой – у меня возникло впечатление, что каждый из вас готов за другого в огонь и в воду.

– Так оно и есть. Мы напарники, а в нашей работе нужно иметь возможность положиться на своего напарника на все сто процентов. Но есть то, чего допускать нельзя, а именно – партнерство в профессиональной сфере переводить в частную жизнь.

– Но почему?

– Если в личной жизни что-то пойдет не так, это может навредить работе.

– И что у вас пошло не так?

– Думаю, это я во всем виновата. Альдо мужчина привлекательный, любимчик женщин, и я чувствовала себя польщенной, когда он ухаживал за мной. Все-таки он на пару лет младше меня. Надо было просто наслаждаться ситуацией, пока получается, но понимать, что я для него, в конечном счете, всего лишь очередной трофей.

– Он так сказал? – недоверчиво переспросил Пауль.

– Не мне и не этими словами. Но я случайно услышала, как он хвастался нескольким молодым коллегам, что он «сумел кое-что из меня извлечь», как он выразился. Я почувствовала себя старой машиной, на которой, незадолго до ее превращения в лом, в последний раз поехали в горы. То, что я стояла в пяти шагах за его спиной, когда он это говорил, Альдо понял, только увидев смущенные лица остальных.

– Но он ведь извинился?

– Извинился. Если бы за каждое извинение давали пять евро, я была бы богачкой. Но что это меняет? Ведь главное – что у него в мыслях, а это он очень четко дал мне понять.

– И ты думаешь, что постепенно вы сможете свести на нет личные отношения?

– Мы пытаемся это сделать. – Клаудия окинула Пауля печальным взглядом. – И нам с тобой тоже нужно придерживаться этой линии поведения. Я недавно разочаровалась, и очередное разочарование просто неизбежно, если я соблазню иезуита. Рано или поздно Бог окажется сильнее меня.

– Он всегда сильнее, – заметил Пауль, застегивая брюки.

Он тоже испытал разочарование и ощущал глубокую печаль, но знал, что это правильное решение, правильное для них обоих. Он протянул руку, чтобы погладить Клаудию по щеке, но тут же отдернул ее. Разочарование, которое он прочел в ее глазах, воздвигло между ними невидимую преграду.

– Думаю, нам пора спать, – сказала Клаудия. – Каждому в своей кровати.

Пауль указал на разложенные на полу документы.

– А как же собрание сочинений Фраттари?

– Просто оставим все как есть. Может, продолжим завтра утром.

Пауль удрученно отправился к себе в номер, где не было ничего, кроме узкой кровати и маленького комода. На стене висело литое распятие, как, кажется, и почти во всех помещениях пансиона. Хозяйка, седая вдова, была женщиной благочестивой, вероятно, из тех, кто регулярно возводил напраслину на Альчиде Фраттари, жалуясь на него карабинерам. Когда Пауль дал ей понять, что он иезуит, она так обрадовалась, что, пожалуй, была готова сдать им с Клаудией жилье совершенно бесплатно. Если бы она стала свидетельницей того, что минуту назад произошло между ее постояльцами, ее бы, наверное, хватил удар. Пауль преклонил колени перед распятием, попросил прощения за свою слабость и прочитал «Отче наш».

Отче наш, сущий на небесах!

да святится имя Твое;

да приидет Царствие Твое;

да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

хлеб наш насущный дай нам на сей день;

и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Молитва не шла у Пауля из головы. Он знал ее наизусть уже с самого раннего детства. В Новом Завете написано, что сам Иисус учил ей своих апостолов. Пожалуй, никакая другая молитва не получила такого распространения в христианском мире, как эта. Ее читали католики, протестанты, прихожане новоапостольской церкви, а также православные, пусть иногда и с небольшими вариациями. И Пауль прочитал ее в вечер своего прегрешения. Перед распятием, стоя на коленях, и еще раз – уже лежа в постели, и уже во сне, в странном сне, в котором смешались сон и явь.

Он подумал, стоит ли рассказать об этом Клаудии. Вчера вечером между ними возникла такая близость, такое доверие. Но это было вчера, а сегодня то, что еще несколько часов назад, казалось, связывало их, встало между ними подобно невидимой стене. Они разговаривали друг с другом – вежливо и с уважением, но не более того. Клаудия, кажется, чувствовала то же, что и он: слишком тесные отношения легко могли привести к тому, что чуть не произошло накануне вечером.