Темное эхо - Ф. Дж. Коттэм Страница 6

Мы ужинали в «Кундане» на Хорзферри-роуд. Это англо-индийское заведение, неброское и дорогое по высшему разряду. Его основная клиентура представлена высокопоставленными чиновниками, пожилыми парламентскими «заднескамеечниками» и адвокатами с обильными гонорарами от Уайт-холла. Отец ходил сюда годами. Вряд ли за все это время их меню хоть раз обновилось. Мне вновь пришло на ум, что для человека с подобными наклонностями морской вояж и в самом деле звучит дико экстравагантно, совсем не вписывается в его характер. При этой мысли в памяти всплыло выражение отцовского лица, когда мы шли мимо закутанной в саван яхты несколькими часами ранее.

Итак, выяснилось, что Гарри Споддинг был героем Первой мировой. Он начинал лейтенантом командиром американского пехотного взвода на поздних этапах войны на территории Франции и Фландрии. Миролюбивый Вудро Вильсон в конечном итоге довел Америку до вступления в конфликт. Причем он на самом деле являлся убежденным пацифистом, мечтающим о послевоенной Лиге наций, чтобы уже никогда не повторилась та мясорубка, в которую он вовлек свою страну.

А вот на американских солдат куда более сильное влияние оказывали воинские идеалы и философия менее миролюбивого предшественника Вильсона, Теодора Рузвельта. На переломе столетия, в период испано-американской войны, Рузвельт лично возглавил кавалерийскую атаку на Кубе. Он был воинственным, несговорчивым и решительным сторонником мнения, что всякий раз, когда речь заходит об интересах Америки, действует аксиома «кто силен, тот и прав». Именно Тедди Рузвельт основал громадные форты, где проходили обучение американские войска. Именно он ввел правило, что солдаты должны получать надлежащее денежное, а также вещевое довольствие в форме самых лучших ботинок и самых теплых одеял — не говоря уже о военной технике и снаряжении.

Когда в 1917 году была объявлена мобилизация, армия США столкнулась с опытными немецкими дивизиями, которые удерживали свои окопы и прочие позиции на протяжении четырех лет атак и контратак. Американцы были хорошо подготовлены к войне, уверены в себе и прекрасно обучены. Дрались они храбро и самоотверженно. Но даже в той армии, где воинская доблесть была обычным делом, подвиги лейтенанта Сполдинга слыли легендарными.

— В конечном итоге ему присвоили звание майора и предложили возглавить отборное штурмовое подразделение, — продолжал мой отец. — Во многих смыслах их можно считать предтечей того, что нынче мы именуем спецназом. Среди этих солдат звание играло второстепенную роль. Так же как и происхождение, которое в случае Сполдинга характеризовала невероятная привилегированность. Он был любимым отпрыском одной из наиболее богатых династий американских банкиров. Однако играть свою роль был поставлен за личные заслуги на поле боя. Так же как и все прочие члены его группы.

— А у них было свое название? Как-то обозначалось их подразделение?

Отец отпил шампанского, затем ответил:

— «Иерихонская команда».

Он сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек бумажник и достал из него фотоснимок, который положил между нами на белую льняную скатерть. Я взял карточку и принялся ее разглядывать в неярком свете ресторанного интерьера. У нас на столе стоял канделябр, и я придвинул его поближе. Печать была свежая, однако я знал, что сам снимок сделали девяносто лет тому назад. Изображенные на нем люди напоминали футбольную команду: первый ряд сидел на корточках, а второй стоял во весь рост. Все до единого юны. Подстрижены чуть ли не под корень. Ни одного негра. Впалые глаза, первобытно-свирепый вид. Вооружены до зубов ножами, кастетами, револьверами и короткоствольными карабинами увеличенного калибра, о чем свидетельствовал необычно большой диаметр патронов в лентах нагрудных патронташей. У всех на лицах написана странная, жутковато-больная улыбка, словно они были пьяны от крови. Мне, впрочем, не показалось благоразумным разделить с отцом такой вердикт в отношении людей на этой фотографии, так что я просто кивнул, надеясь, что мой жест сойдет за выражение уважительной оценки. Хотя, если честно, в моих глазах эти солдаты скорее смахивали на охотников за боевыми сувенирами типа отрезанного уха.

— Кто из них Сполдинг?

Указательный палец отца постучал по одному из запечатленных на снимке людей.

Мне следовало самому догадаться. Сполдинг, фронтовой герой из родовитого семейства, был на полголовы выше остальных. В те дни экономическое процветание почти всегда находило свое отражение в росте человека. Он был худощав, гибок, отличался узкими длинными бедрами и аристократическими пальцами. Его улыбка сияла идеально ровными, белыми зубами. Поразительно красивый мужчина, если приглядеться к чертам. С общепринятой точки зрения лицо Сполдинга было практически лишено каких-либо изъянов. И вместе с тем в нем не было ничего привлекательного. Он выглядел опасным. С таким человеком не хочется встречаться и, уж во всяком случае, поворачиваться к нему спиной.

Я помассировал веки. Не исключено, что дело просто в вине, которое я пил после сладкого пива в конце долгого, утомительного дня и напряженной поездки в тумане. Затем я вновь посмотрел на Сполдинга. Все верно, впечатление осталось прежним. При взгляде на этот снимок в голову раз за разом приходило одно только слово: дикарь.

— А почему такое название, «Иерихонская команда»?

Отец дернул плечом.

— Я тоже не нашел, из какого источника оно взялось. Во всяком случае, ничего убедительного. А все эти люди давно мертвы, так что никаких пояснений дать не могут.

«Ну и слава богу», — подумал я.

— Послушай, твоя Сузанна не могла бы в этом как-то помочь?

— Если не выйдет у нее, то у всех остальных и подавно, — ответил я. — Она сейчас в Дублине, раскапывает там свежие откровения для документальной ленты про Майкла Коллинза.

— Спешки никакой нет, — добавил отец, забирая у меня фотоснимок. — Это все мелочи.

Я уставился в бокал с вином.

— Хотя она зря тратит свое время.

— Как так?

— Я говорю, ирландцы — болтливый народец. Мы и так все уже знаем про Майкла Коллинза.

За ароматным жарким из барашка с кусочками пряного цыпленка отец поведал мне оставшиеся факты из короткой и яркой жизни Сполдинга. Его первым значительным достижением в мирное время можно считать успешное выздоровление после «испанки», которая убила свыше половины его боевых товарищей на пароходе, возвращавшемся из Франции. В последующие годы он дважды брал шестимесячный отпуск, который проводил на борту своей новой и яркой игрушки. Осенью 1922 года Сполдинг окончательно решил, что больше не может выносить банковскую карьеру, и, к великому огорчению собственного отца, напрочь оставил мир коммерции. Как ни удивительно, вместо традиционной мести в виде полного отлучения его и без того щедрое денежное содержание возросло до уровня, который позволял ему ежемесячно прожигать настоящее состояние. Он плавал на своей яхте в Европу в компании подружки, пока та наконец не утомилась жизнью на воде и окончательно бросила Сполдинга, сбежав сразу после швартовки в Римини. Он играл — и выигрывал — в казино Монако. Затем, оставив яхту на зимней стоянке, Сполдинг отправился в Париж, где его соперником по теннису был Эзра Паунд, а на боксерском ринге — Хемингуэй. Под влиянием внезапной прихоти он приобрел себе пони для игры в поло, хотя ни разу так и не сел в седло, а также принимал участие в спиритическом сеансе, который давал английский черный маг Алистер Кроули. Подобно всем мужчинам, понесшим психическую травму после окопной бойни, он слишком много пил, опрометчиво болтал и не мог отыскать в человеческом существовании никаких ценностей или оснований для великой надежды или спасения.