Черное дело - Алексей Атеев Страница 6

– Неплохо воюешь, братец, – одобрительно сказал он, но в ответ получил лишь холодную улыбку. Прошедший кровавую мясорубку и насмотревшийся на ужасы войны, Василий Пантелеев потерял всякие иллюзии и относился к наградам равнодушно. Пропала и патриотическая самоотверженность, которая отличала его в первые месяцы пребывания на фронте, остались тяжкая, изнурительная работа и долг. Долг врача.

Войне, казалось, не видно конца. И в окопах настроения стали меняться. Василий всегда был чужд политики, но и он заразился общими настроениями и стал вместе с другими повторять, что их предали, что во дворце и ставке засели изменники и казнокрады. Глухое брожение кончилось февралем семнадцатого. Тут-то и началось самое страшное. Три года фронта, реки крови, миллионы человеческих жизней, принесенных в жертву неизвестно чему. Когда Пантелеев начинал думать об этом, у него страшно болела голова – результат контузии, которую он получил, когда бомба, сброшенная с австрийского аэроплана, взорвалась рядом с лазаретом. Голова, конечно, поболит и пройдет, а что будет с Россией – этот вопрос не давал покоя Пантелееву. Вернувшись с фронта домой, он болтался без дела по весеннему Петрограду, слушал ораторов на митингах, с отвращением перелистывал пахнущие керосином страницы газет, и на душе у него было смутно.

Фронт почти развалился, немцы продолжали наступать, а дома наблюдался пир во время чумы. И Василий решил уехать из столицы. Был он одинок, отец с матерью к тому времени уже скончались, сестра вышла замуж за высокопоставленного чиновника Министерства путей сообщения. Ничто не удерживало его в Петрограде, и Пантелеев решил отправиться в Крым отдохнуть и развеяться. Кое-какие средства у него имелись, так что ближайшее будущее было обеспечено.

Лето и осень семнадцатого года показались ему самой лучшей порой жизни. Ничего подобного он еще не испытывал. Купался, загорал до черноты, вел легкое, бездумное существование. Газет не читал, а услышанные краем уха новости из столиц почти не воспринимал. Так же равнодушно встретил он весть о том, что в Петрограде какие-то большевики захватили власть. «Пусть бесятся», – решил он, услышав странное сообщение от соседа по гостинице, и отправился в татарский ресторанчик есть чебуреки и пить свежее виноградное вино.

Крым казался незыблемым островком в океане взбудораженной страны. Но Пантелеев решил создать себе собственный маленький остров, не доверяя никому и ничему. Он купил у какого-то болгарина крохотный виноградник вместе с такой же крохотной хижиной и решил зажить робинзоном.

Виноградник расположился на крутом склоне горы, обрывающейся в море. К воде вела извивающаяся среди скал тропинка. Неподалеку бил родник. Вместе с виноградником Пантелееву досталось несколько бочек соленого сала и кое-какие инструменты. Именно здесь он и решил переждать смуту, которой, как он полагал, скоро придет конец. Кругом царили абсолютная тишина и безлюдье. Правда, до соседнего городка было рукой подать.

Однако спокойствие оказалось весьма обманчивым. В декабре семнадцатого года власть в Крыму захватили большевики, но почти сейчас же их свергли местные националисты, которые тоже провластвовали всего несколько недель. И вновь Крым стал советским. Не прошло и трех месяцев, как советских поперли немцы, а их англичане и французы. Неожиданно на полуострове вновь объявилась Красная Армия, которую через два месяца выбили войска Деникина. Полтора года в Крыму, как в калейдоскопе, менялись власти, партии, флаги.

Все это веселое время Пантелеев сидел на своем винограднике и только от соседки, приносившей изредка козье молоко, узнавал, что происходит в большом мире. Он без особого интереса выслушивал причитания старухи, жаловавшейся на разруху и дороговизну, и, рассчитавшись с ней за молоко пачкой завернутого в кукурузные листья рубленого самосада, отправлялся купаться на море. С пропитанием не было особых проблем. Овощи росли в огороде, из кукурузной муки он пек отличные лепешки и готовил мамалыгу, которую сам и поедал, запивая козьим молоком. Ему было в высшей степени наплевать, что происходит вокруг. Очень редко он отправлялся в городок и покупал там несколько растрепанных книг, которые не торопясь почитывал длинными вечерами при свете самодельной свечи. Особенно его мысли занимал Монтень.

«Может быть, это и не рай, но что-то очень похожее», – часто мысленно повторял он. Никто его не беспокоил. Людей, решающих мировые проблемы, не интересовал какой-то там докторишка. У него был свой остров.

Но всему приходит конец.

5

Как-то в жаркий июльский денек Пантелеев (в самый зной он предпочитал спать в шалаше на винограднике) был разбужен непривычными звуками. Он прислушался. Звякала явно плохо подогнанная солдатская амуниция. «По мою душу пришли», – сразу же понял бывалый военврач.

– Есть здесь кто-нибудь живой? – услышал он приятный тенорок.

Василий вылез из шалаша.

Возле его хижины стояли два солдата и офицер с погонами штабс-капитана – господин средних лет в пенсне и с аккуратнейшим пробором на прилизанной головке.

– Что вам угодно? – поинтересовался Пантелеев.

Офицер с некоторым удивлением оглядел фигуру хозяина виноградника, облаченную в холщовые штаны и домотканую рубаху. Взгляд его остановился на заросшей голове и всклокоченной бороде Пантелеева. Он недоуменно поморщился, достал из кармана кителя бумажку и близоруко глянул в нее.

– Имею честь видеть перед собой Василия Львовича Пантелеева? – с сомнением спросил он.

– Имеете.

Офицер изумленно посмотрел на хозяина и в негодовании затряс головой, отчего пенсне соскочило с его носа и повисло на шнурке.

– Как же так?! – воскликнул он. – В то время как доблестная Добровольческая армия сражается с полчищами красной сволочи, некоторые господа, вообразившие себя, видите ли, робинзонами, прохлаждаются в кущах.

Пантелеева насмешило слово «кущи», и он улыбнулся.

– Вы еще и смеетесь! – офицер явно еще больше вышел из себя. – Боевой офицер, кавалер орденов, врач, в конце концов, и – дезертир. Вы нарушили присягу!

– Я не нарушал присяги, – спокойно ответил Пантелеев. – Царя, как известно, скинули, а присягу я давал именно ему. Поэтому увольте.

– Нет уж, увольте вы! – закричал штабс-капитан. – Государь император действительно отрекся от престола, но Добровольческая армия, которую возглавляет Антон Иванович Деникин, – правопреемник императорской, и никто вас от присяги не освобождал. И не надо разводить ненужных дискуссий. И так уж додискутировали господа Родзянки и Милюковы. Хватит! Извольте привести себя в человеческий вид и немедленно явиться на сборный пункт: вы мобилизованы. А если вы забыли цену присяги и офицерской чести, то существует военно-полевой суд! И не вздумайте откалывать коленца, с контрразведкой шутки плохи. Военных врачей катастрофически не хватает, а он тут, видите ли, виноград выращивает. Еще один Жан-Жак Руссо выискался! Если завтра к восьми утра вас не будет на мобилизационном пункте, пеняйте на себя. Дорогу сюда вы знаете? – обернулся он к солдатам.