Кентавр - Элджернон Генри Блэквуд Страница 6

Сборник «Флейта Пана» открывала повесть «Человек, которого любили деревья», включенная в настоящий том. Герой ее, мистер Биттаси, полностью настроившись на гармонию с лесом, сливается с ним и исчезает из мира людей, жене остается только пустая оболочка. А для миссис Биттаси мир леса совершенно чужд. Тут Блэквуд являет картину невозможности сочетания представлений современного человека в его себялюбии с природным бескорыстием и существованием вне системы ценностей западной цивилизации, что не может не пугать верных ее чад. Эту повесть Блэквуд писал в особняке своих новых знакомых, барона Кнупа и его жены Майи, которой посвящен «Кентавр» и еще несколько произведений писателя. Повстречались они, скорее всего, на пароходе по пути на Кавказ.

Отец русского барона Йохана Кнупа (1846–1918) Людвиг разбогател на текстильном производстве в Нарве, за что и получил свой титул. Братья Кнупы были баснословно богаты, к тому же они были меломаны и коллекционеры. Причем коллекционировали не что-нибудь, а скрипки Страдивари, собрав в итоге двадцать девять инструментов великолепного звучания. А Майя (настоящее ее имя было Мэйбл Стюарт-Кинг, но так никто ее не звал) стала женой барона, вероятнее всего, именно оттого, что играла на скрипке Страдивари — своем единственном достоянии, поскольку рано ушла из дому в поисках своей крёстной, немецкой принцессы. Все странно было в отношениях этой пары, являвшей собой полную противоположность: мрачный, нелюдимый барон был вдвое старше живой, непосредственной жены, всегда становившейся душой любой компании. А скрипку Йохан Кнуп у жены отобрал, присоединив к своей коллекции и не разрешив больше на ней играть. Эта история послужила Блэквуду толчком к написанию рассказа «Пустой рукав». Кнуп много ездил по делам фирмы, поэтому у него были дома в Лондоне и Париже, а в Египте он открыл санаторий в Хелване неподалеку от Каира. Им был основан и отель «Эль-Хаят», впоследствии ставший знаменитым. Зиму Кнупы проводили в Египте. Там, в обществе Майи или неподалеку от нее, провел несколько зим и Блэквуд.

Бесконечность Египта во времени и пространстве лучше всего ощущалась Блэквудом в пустыне, заворожившей его своим величием больше пирамид и Сфинкса. Он провел две ночи в ущелье Вади-Хоф, оставаясь палящим днем в спальном мешке, а ночью впитывая в себя ощущение пустыни. Навеянный этими переживаниями рассказ «Песок», где попытка вызвать древнего духа Египта имеет катастрофические последствия для самонадеянных современных магов, также проникнута физическим ощущением толщи веков, испытанным Блэквудом в Вади-Хофе.

1910–1914 гг. стали самым плодотворным периодом его жизни именно благодаря Майе — женщине, которая была самым близким ему духовно человеком, истинной музой.

Повесть «Проклятые» (1914) — красноречивый тому пример. В ней слились и воспоминания о непримиримом ригоризме евангелических встреч в родительском доме, и непреклонный образ барона, послуживший прототипом для Франклина; Башни с прилегающими угодьями сильно напоминают купленный Кнупом в 1903 г. особняк на границе графств Кент и Сассекс, а героиня повести носит имя его музы — Мэйбл. Но примечательнее всего лейтмотив: сквозь все искажения мира, вызванные фанатизмом разных времен, прорывается убеждение, что никто не проклят, ничто, кроме зашоренного представления о праведности исключительно своей разновидности веры не мешает людям проникнуться деятельной любовью друг к другу. Из гнетущего мира, где «ничего не происходит», может быть лишь один выход — понять и принять другого. Особенно запоминается зарисовка бытовой сценки — рыданий связанной мальчишками сестренки:

«— Мы собирались ее сжечь, сэр, — сообщил мне старший из мальчиков, а на мое недоуменное “За что?” не замедлил пояснить: — Никак не хотела поверить в то, во что нам хотелось».

Действительно, почем им знать, что так делать не положено, ведь «для ее же блага», как уверяли инквизиторы веками.

Восприятие «Кентавра» было неоднозначным: одни обвиняли автора в идеализме и наивности, другие — такие, как Джордж Рассел (Ǽ), — восхищались созвучию собственным поискам. Особенно же Блэквуд ценил отклик Эдуарда Карпентера, слова которого из книги «Цивилизация: причина возникновения и способ исцеления» он поставил эпиграфом ко второй главе романа. Тот писал: «Должно быть, вами овладел приступ настоящей “страсти к Земле”, если вы смогли столь явственно ее передать» [7]. Жгучая страсть и вера в возможность «счастья для всех» действительно позволила Блэквуду создать строки необыкновенной эмоциональной силы, заставляющие уже не одно поколение читателей помнить описание того момента, когда Врата из рога и слоновой кости открываются О’Мэлли. Однако писатель жил в реальном мире и понимал, что так называемое «продвижение цивилизации» так просто не остановить. Единственным путем преодолеть разрушение он считал распространение красоты в душах детей.

Память о воображаемых детских путешествиях на подаренном отцом вагоне слилась с впечатлениями от путешествий реальных, «Питером Пэном» Дж. Барри и мыслями, высказанными в «Воспитании дядюшки Пола». Результатом стала книга «Пленник Волшебной страны» (1913). Там дети с помощью своего дяди отыскивают волшебную пещеру, где собирается звездная пыль, с помощью которой можно «разпутлить» (unwumble) запутавшихся в повседневных заботах взрослых и вернуть им ясность видения красоты мира.

С первой мировой войной связан болезненный для Блэквуда период сотрудничества с британской разведкой. Он долгое время желал помочь фронту; как большинству современников ему непросто было разглядеть разрушительность конфликта для всех сторон. И вот в 1916 г. ему предложили стать секретным агентом в Швейцарии. По стопам Сомерсета Моэма, который подвизался в этой роли без особого успеха, он должен был вербовать агентов, обеспечивать их симпатическими чернилами и передавать деньги. Плюсом было прекрасное знание страны за многие годы, но нервное это занятие оказалось очень выматывающим. Опасность заключалась в том, что в придерживающейся нейтралитета Швейцарии существовал строгий закон, грозивший разоблаченным секретным агентам любой из воюющих сторон по меньшей мере полугодовым тюремным заключением или штрафом в 1000 франков, но последствия могли быть и куда серьезнее. Однако даже не постоянная конспирация, когда приходилось печатать донесения в Лондон на рисовой бумаге в туалете, чтобы по крайней мере успеть спустить их в унитаз, а все более угнетающее душу сознание, что его информация кого-то обрекает на смерть, заставили Блэквуда через полгода подать в отставку.

Последний год войны он работает в качестве сотрудника Красного Креста по розыску пропавших без вести и раненых на территории Франции. Увиденное в госпиталях Руана, где как раз весной 1918 г. началась эпидемия инфлюэнцы, и страшные впечатления от войны выливаются в тяжелую депрессию, усугубившуюся отдалением Майи. Барон Кнуп умер в 1917 г., оставив ее наследницей своего состояния, но в завещании была важная оговорка: распоряжаться имуществом она имела право лишь до тех пор, пока вдовствует. Кто знает, не будь такого условия, сделал ли бы Блэквуд предложение той, которой посвятил столько произведений?