Индиго - Денис Шулепов Страница 6

И почему моя душа помнит о ней, о той девчушке?

Почему я вижу больше остальных?

И ещё вопрос в дебри.

Почему моя душа выбрала этого младенца? Потому что была ближе остальных душ? Или, как сказано в одной брошюре, она специально выбрала данную судьбу, предварительно составив её тернистый сценарий, дав возможность мне теперешнему достойно сыграть роль или быть позорно освистанным? И от того, как я проживу эту жизнь, будет ли зависеть благой рост моей души?

А умирать всё равно не хочется. Даже бомжи, человеческие отбросы цивилизации, цепляются за свою никчемную жизнь.

Богачи множат свои капиталы, зная, что ничего не заберут на тот свет.

И все задают в разное время и с разной частотой вопрос: есть ли он, Тот Свет?

С утра Демьян Евсеевич с супругой Светланой Андроновной уехали на тарантасе по делам в город, оставив усадьбу на сына и приказчика Василия Михайловича. Василь Михалыч человек был не строптивый и спокойный, но исполнительный до хозяйских приказов. Крепостные бабы и девки его не боялись, часто посмеивались над жердяным ростом и внешней сухостью, что сюртук на нём висел, как на пугале. А вот от Ивана Демьяныча все шарахались: бестолковый он был хозяин и бабник, каких свет не видывал. Учился он где-то в Петербурге, а на летнюю вакацию домой приезжал, чтоб нагуляться вдоволь. И не было у женщин всех, кому до сорока, покоя от тридцатилетнего кобеля… Да и тридцать-то стукнет только через две недели! А уж любил он хватать да потискать за груди чужих жён, заставляя мужиков стискивать зубы да инвентарь в руках, и злобу свою на барина держать в себе, не выпускать пар.

И нынче, стоило Валюше появиться у белоснежного господского дома о двух колоннах, как подкрался он сзади и обнял крепко и больно, шепча глумливо на ухо ей:

— Когда любиться будем? Ах, хороша ты как! Как сладка!

— Оставьте, барич, что вы в самом деле! Некогда мне, барыня работы надавала к вашим же именинам уйму! — вырывалась Валя.

— Да что маменька! Я её уговорю, не тронет. Разве не мил я тебе? — домогался Иван Демьяныч.

Отринувшись от пут барских, Валя молвила крепко:

— Не милы, барич. Жених у меня есть! — И прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего не ко времени.

— Жених, говоришь? Кто таков?! — нахмурился Иван Демьяныч и, расправляя шелковый платок (что было признаком его крайнего недовольства), прикрикнул: — Говори!

Валюша стушевалась вся, растерялась и молчала. Иван Демьяныч схватил её за локотки и сжал пальцы так, что коленки у девушки обессилились от резкой боли.

— Кузьма… кузнец наш… — молвила она.

— Кузнец, значит, — барин оттолкнул девушку. — Иди, работай.

Второй раз Валюше говорить не надо, она опрометью бросилась в дом, подальше от глаз хозяйских. Да и от работы стычка эта её не освобождала.

С великим нетерпением Валентин дождался выходных. Этот уик-энд особенный. Москва отмечает День города. Центр, особенно Кремль, как всегда оцеплен силовиками, и пробиться туда нереально. В парке Горького делать нечего. Потому отправился Валентин на Поклонную гору. Там концерт, и нет такого зубодробительного милицейского кордона. Здесь ряды ментов состояли из молокососов-призывников, которых при желании можно и соплей перешибить. И какой всё-таки наивной кажется эта тонкая цепочка охраны! Да задумай толпа ринуться к сцене, где Лолита в песне своей посылает кого-то на небо за звёздочкой, этих неоперившихся юнцов затопчут, как ненавистных колорадских жуков.

Валентину посчастливилось занять место на скамье и, держась за монумент, поставленный в честь одного из фронтов ВОВ, стоять-балансировать на спинке скамьи и видеть сцену с маленькими человечками — звездами российского шоу-бизнеса. Халявные уличные концерты всегда поражали Валентина народной выносливостью; он сам мог простоять в таком положении три-четыре часа кряду и не чувствовать изнурённости. Единственное обстоятельство, заставляющее людей уходить неожиданно, — надобности физиологии. Валентин больше смотрел не на сцену, а на толпу: столько в ней энергии и силы, глупо растрачивающейся вот на такие сборища…

Но время поджимало. Валентин спрыгнул со скамьи и, лавируя меж людей, поспешил к метро. Нужно вернуться домой, чтобы достойно подготовиться к встрече с директором. На его радость убийца матерей был хроническим холостяком. Валентин пробил по компьютерной базе данных МГТС номер его телефона. Оставалось поднять трубку.

— Станислав Семёнович? Здравствуй… те… — проворковал Валентин бархатным женским голоском.

Из дневника:

Кружась юлой

Меж небом и землёй,

Ты не увидишь Бога,

Ты Бога не заметишь.

БОЖИЙ СТРАХ.

Когда разверзнется зев Вселенной

Над грешным шариком Земли,

Тогда поймёшь и ты, наверно,

Что не святые были мы.

МИЛОСТЫНЯ.

В тёмную ночь, в тихую рань,

В неважно какую погоду

Ходил он по свету, выклянчивал дань,

Угодную только лишь Богу.

* * *

Спокойная и сладкая жизнь ублюдков

Приводит к диффузной туманности Мира,

И все междометья сконфуженных суток

Похожи на сжиженность теле — эфира.

А Иван Демьяныч призадумался сначала, листая в комнате своей томик Лермонтова с таким популярным в Петербурге «Маскарадом». Стихотворная драма его не привлекала, стихи он вообще не любил, считая их пустой тратой слов и бумаги, зато перелистывание книг подчас давало неплохой результат. И теперь, размышляя, Иван Демьяныч наткнулся на любопытнейшие строчки:

Но обольсти её, чтоб с мужем расплатиться.

В обоих случаях ты будешь прав, дружок,

И только что отдашь уроком за урок.

И далее:

Последний пункт осталось объяснить:

Ты любишь женщину…

Иван Демьяныч занервничал, книгу отложил и подошёл к окну. Машинально пригладил бакенбарды, наблюдая за суетой во дворе.

— А как же не любить? — сказал и не заметил, что, может быть, впервые в жизни попал в рифму.

Ещё никто не пресекал его безудержного нрава. Он в Петербурге слыл искусным ухажером, а тут девка крепостная дала поворот от ворот прилюдно, можно сказать. С норовом, а хороша! Во что бы то ни стало Ивану Демьянычу захотелось ею овладеть. Он снова схватил книгу, желая прочитать, что дальше там.