Сначала было весело - Александр Варго Страница 60

– Маму все боятся.

Нисколько не сомневаюсь.

Два дня канули в вечность без результата, не приблизив к свободе ни на шаг.

После завтрака меня отводят к Вольдемару. Ловлю злые взгляды некоторых собратьев по несчастью. Плевать! Они думают, что я ищу легкие пути, но избранная мною стезя куда как тернистее, вот только и шанс на спасение выше. Это как у той лягушки, что упала в крынку с молоком.

Не сдамся.

Дойду.

Сцепив зубы, до крови прикусив губы, терпя унижение и боль, глотая едкие, как кислота, слезы.

Выживу вопреки всему.

Превозмогу страх, стерплю презрение, вынесу боль…

Снова и снова оказываюсь в кровати. Руки и ноги намертво прикручены к каркасу кровати, кровоточат укусы на груди и плечах… и толчки Вольдемара в глубь желудка – наружу. Слава богу, продолжается это недолго. А затем наступает очередь петь дифирамбы его таланту.

Время от времени я забрасываю пробные шары, проверяя, насколько мое положение отличается от статуса остальных узников. Выходит – не очень. Сцепив зубы, борюсь с отчаянием.

Поднявшись с постели, замечаю, что старухин сынок смотрит на меня. А скорее даже таращится.

Потягиваюсь.

– Мне бы загореть немного, – оглаживая бедра, бормочу я.

– Так лучше.

Встав с кровати, парень лезет в аквариум за черепашкой.

Скрыв за улыбкой злость, пытаюсь придумать другой повод выманить Вольдемара на прогулку. Главное – выбраться из катакомб, а там убегу. Даже если придется пешком домой идти. Без всяких «если», на волшебника в голубом вертолете я не рассчитываю. Придется ползти – доползу.

На следующий день, после очередного минутного сеанса любви, я набираюсь смелости и интересуюсь:

– Вольдемар, а зачем мы здесь?

– Давай следующий раз привяжу тебя к столу, – после непродолжительных раздумий предлагает парень.

– Да нет. Зачем вы нас здесь держите?

– Кого нас?

– Пленников, – осторожно произношу я.

– А где нужно держать? – позевывая, вопрошает Вольдемар.

– Не знаю… А зачем? Для чего мы вам нужны?

– Тебе не нравится?

– Нет-нет! Что ты! Мне с тобой очень хорошо. Мне никогда не было так хорошо. Ты такой хороший, добрый, талантливый.

– Ты правда так думаешь? – В светло-голубых глазах разгорается огонек интереса.

– Да.

– Я талантливый?

– Конечно, Вольдемар. Твои картины такие же красивые и… и гениальные… как те, что висят в Третьяковке. Когда-нибудь на «Сотбис» их будут продавать за сотни тысяч долларов, да даже за миллионы долларов! – восклицаю, широко разведя руки.

– Мама тоже говорит, что я одаренный, творческий ребенок.

– Точно. Очень-очень одаренный.

Парень задумался: по губам блуждает улыбка, а в глазах сияют отблески будущего величия.

Я терпеливо жду. А потом игриво глажу его колено ножкой.

– Ну… так расскажи мне.

– А?

– Ты обещал рассказать, зачем вам пленники.

– Для космических кораблей.

– Что? – Я неуверенно улыбаюсь. Это прозвучало как шутка, но не похоже, чтобы Вольдемар шутил. Он вообще с юмором не ладит. – Каких кораблей?

– Космических. Ну, знаешь, как в «Звездных войнах».

– Вольдемар, ты меня разыгрываешь? – Я надула губы, надеясь добиться признания в розыгрыше.

– А? – хлопает ресницами парень. А в ледяной синеве глаз полный штиль, ни отблеска мысли, ни искорки смеха.

– Ты шутишь?

– Нет.

– А зачем на звездные корабли пленники?

– Дело в том, что нашим друзьям из космоса нужны водители на эти корабли.

– В смысле пилоты?

– Ага. Пилоты.

– Ты шутишь? – как заведенная повторяю я. Все жду, что он засмеется, довольный удачным розыгрышем.

– Нет.

Лицо равнодушно отстраненное, несколько даже скучающее.

– Инопланетян не бывает! – категорично заявляю я.

– Бывает.

– Нет.

– Да! – рассердился он. – Их мало, и поэтому, для того чтобы летать по небу, им нужны люди. Они пробовали дать вести корабль собакам, но те не смогли. Они все время поворачивают к Луне.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Они тебе сказали?

– Нет, – поник Вольдемар. – Со мной они не разговаривают.

– Почему?

– Не знаю. Они очень заняты. Наверно. Но я видел их. Одного.

– И какой он? – невольно заинтересовалась я. – Расскажи, Вольдемар.

Парень задумался, поковырялся ногтем в ухе и, наконец, выдал:

– Большой.

– Как Мордоворот?

– Какой мордоворот?

– Петр Евгеньевич, что постоянно с карликом камеры охраняет.

– Не… Петр Евгеньевич здоровый, но тот другой.

– Что, значит, другой? – настойчиво расспрашиваю я. – Вольдемар, расскажи. Или нарисуй!

Эта мысль показалась на удивление здравой.

– Нарисовать? – хмурит брови парень.

– Нарисуй, – подтверждаю я, тут же подслащивая пилюлю, – ведь ты так красиво рисуешь.

– Ну…

– И мне очень хотелось бы увидеть гения в деле.

– Гения?

– Гения, – подтвердила я без колебания. В случае с Вольдемаром маслом кашу не испортить. Еще и сахарка побольше не повредит. – Со времени Да Винчи таких талантов не было. Разве что Ван Гог, но… у тебя все еще впереди.

«И ухо себе отрежешь… – мысленно продолжаю я, – хорошо бы, чтобы вместе с головой».

Лицо Вольдемара принимает идиотское мечтательное выражение. По подбородку течет слюна.

Пока он нежится в лучах воображаемой славы, я вытаскиваю из-под подушки альбом и беру со стола коробку разноцветных карандашей.

Недоуменно посмотрев на протянутые предметы, парень несколько раз по-коровьи моргает, затем берет огрызок черного карандаша и принимается резкими взмахами покрывать лист короткими штрихами.

Постепенно вырисовывается облик инопланетянина, весьма похожего на беременный мухомор. Не знаю почему, но именно такое сравнение первым пришло на ум. Длинное тело с огромным «пивным» животом совершенно лишено плеч, приплюснутая по высоте голова скрывается под широкополой шляпой, или, может быть, шлемом скафандра. Ноги короткие, не больше пятой части от роста. Широкий, как у жабы, рот беззуб, ноздри – три расположенные треугольником дырочки на шаровидном вздутии носа, глаза узкие, сильно раскосые. Растительности не видно.